Немцы в России
Иоганнес Галлер
(Die Deutschen in Russland. Johannes Haller. Süddeutsche Monatshefte, Juli 1915)В начале войны в прессе было многократно повторено высказывание русского премьер-министра: «Мы ведем войну не только против Германского Рейха (Германии), но и против германства». Это высказывание было с восторгом принято на официальном уровне. В Германии ему не уделили достаточного внимания, возможно, и вовсе не поняли. Ведь нам говорили совершенно авторитетно, что в России нет настоящей народной ненависти против немцев, какая охватила массы во Франции и Англии. Утверждать это можно было только, специально или неспециально, закрывая глаза перед фактами. А тот, кто смотрит им прямо в лицо, тот знает, что в России немцы, начиная с 1 августа 1914 года, поставлены вне закона и во многих местах на них начались настоящие гонения. Впервые здесь произошло единение народа и правительства. Не говоря о речах и голосованиях в Думе, в данном случае достаточно только сравнить, как откровенно высказываются ведущие идеологи самых различных направлений политической и духовной жизни, - и сразу видишь, что в этом вопросе в обществе существует глубокое согласие, простирающееся вплоть до рядов интернациональных революционеров. И революционеры, и либералы, умеренные и радикалы, все, если они только русские по национальности и думают и чувствуют по-русски, эту войну от всей души приветствуют и приветствуют именно потому, что она ведется против Германии и «германства». (То есть против немцев в широком смысле этого слова, в том числе и против своих тоже. – Переводчик). От реакционных националистов ничего другого и нельзя было ожидать. Но и лидер кадетской партии (конституционные демократы) профессор Милюков с удовлетворением разъясняет: «Массы рассматривают войну, так сказать, с религиозной точки зрения». В газетах самых разных направлений постоянным заголовком стали слова «Священная война». Заговорщик Бурцев вылез из своего укрытия в Париже с тем, чтобы тоже бороться с Германией, а патриарх анархистов князь Петр Кропоткин забывает всё, что он ещё недавно писал о России и русском государстве и трубит во всю силу своих старческих легких на весь мир: «Я считаю долгом каждого, кто является сторонником человеческого прогресса, сделать всё, что в его силах, чтобы разгромить немцев». Все они закапывают топор войны, которым они до сих пор темпераментно размахивали друг против друга и против собственного правительства, и берут в руки меч против Германии и «германства». Какой бы сильной ни была взаимная ненависть, еще больше их общая ненависть против немцев. Правительство, развязавшее войну, впервые с тех пор, как человечество помнит себя, стало действительно популярным, а главнокомандующий в сане великого князя, этот рыцарь печального образа среди полководцев мировой истории, видится как простому солдату, так и каждому простому человеку из народа спасителем отечества – и всё потому, что он является полководцем в войне против немцев.
Причиной этого отталкивающего явления, которую надо знать, чтобы это явление понять, является то, что в глазах русских речь в данном случае идет не только о вопросах внешней политики, скажем, о разгроме германской державы, которая стоит на пути русских планов. Только из-за этого массы не стали бы впадать в такую истерию. Настоящей причиной является то, что немцы («германство») сами составляют весомую часть общественной жизни России, которую невозможно игнорировать; при этом русский человек инстинктивно чувствует их чуждость и антагонистичность своему образу жизни и в то же время – их превосходство, и потому война воспринимается им как желанная возможность исторгнуть из своей жизни этот ненавидимый им чужой организм.
«Эта война действительно наша освободительная война (the pesent war is really our Befreiungskrieg). Так говорит историк Виноградов, ученый, который из-за своих либеральных взглядов переселился из Москвы в Оксфорд и по этой же причине, как говорят, отказался от предложенного ему российского министерского поста. Один англичанин, который живет в России, описывает господствующее там настроение следующими словами: «Эта война является священной войной, и ее лозунгом является освобождение от немецкого духа... Россия воюет прежде всего за то, чтобы оставаться самой собой». Всё это, естественно, дичайшие преувеличения, но доля правды во всем этом есть. Попробуем же её вычленить.
В меняющихся отношениях между немцами и русскими история создала удивительную антитезу. Политически Россия имела огромный перевес по отношению к Германии и всегда им пользовалась, начиная от Петра Великого и до Бисмарка, но одновременно во внутренней политике она была подчинена немецкому влиянию. Её политический перевес закончился с созданием Германского Рейха, и началось мирное влияние на Россию уже и из самой Германии. Тот, кто хотел бы написать на эту тему подробную и глубокую книгу, как этого заслуживает данная тема, тот смог бы написать сильную и, без сомнения, настолько же полезную, насколько и интересную работу. Здесь мы себе только позволим выделить некоторые главные черты этого процесса.
Россия на протяжении столетий была страной немецкой иммиграции. Она сама неоднократно призывала немцев к себе. В конце пятнадцатого столетия, когда Москва протягивала свои руки к европейской цивилизации с просьбой поделиться её плодами, она добивалась также и приобщения к немецкой искусности и мастерству. Послы, которых в 1486 году великий князь Иван III посылал к императору Фридриху III, имели задание вербовать из страны, которая была родиной оружейного пороха, металлоплавильщиков и артиллеристов. И лед тронулся. С этого времени в Москву начал двигаться всё более увеличивающийся поток немецких техников, ремесленников и специалистов из разных искусств. Его значение станет понятным, если мы приведём несколько фактов. Орудия, при помощи которых Иван Грозный в 1552 году завоевал Казань, татарскую столицу, что было концом татарского господства в России, были изготовлены немецкими мастерами, а главным костяком войска знаменитых стрелецких полков были немецкие наёмники. На краю Москвы возник немецкий пригородный район – «немецкая слобода», жители которой были в равной степени привилегированы со стороны царя и вызывали зависть и подозрение со стороны народа. Когда после временного господства поляков в начале 17 столетия победили национальные силы, то и немецкая слобода стала жертвой народной ярости: она была разрушена. Но вскоре она снова была восстановлена. Как высоко российские властители ценили немецких иммигрантов, показывает список 123 немецких врачей, аптекарей, теологов, юристов, гумманитариев, архитекторов, строителей, инженеров и ремесленников разного рода, которые были в 1549 году по заданию царя завербованы живущим в Москве специалистом горных дел Гансом Шлитте из Гослара. Настоящий массовый импорт немецкой культуры! И это повторялось многократно. Царь Борис в 1600 году даже задумал основать университет в Москве, для чего он хотел завербовать профессоров из Германии. В 1631 году планировалось завербовать пять тысяч человек из Западной Европы и снова, в первую очередь, немецких ремесленников. Но и немецкие солдаты были желанны в те времена, и кто знает, сколько солдат из войск Тилли или Валленштайна отправились тогда в Москву?.. Те, кто любит символику, может порадоваться тому факту, что трон первого царя династии Романовых Михаила Федоровича (1613), был создан известным Исайей Цинкгрефом из Нюрнберга. Петр Великий, воспитанник московской немецкой слободы, таким образом, не изобрел ничего нового, он только ещё более старательно следовал примеру своих предшественников, когда в большом количестве вербовал иностранцев, и прежде всего немцев, в свою державу, осыпал их почестями и доверял им важные должности. Собственно говоря, таким же повторением мероприятий 16 и 17 столетий было, когда Екатерина II в 1768 году издала известный манифест, посредством которого она показала заманчивые перспективы «тем иностранцам, которые будут чувствовать потребность поселиться в русской империи». Тогда речь шла в основном о крестьянах для заселения степей в нижнем Поволжье, и не менее чем 8 тысяч семей из Южной Германии – всего около 27 тысяч человек – последовали этому призыву и основали в последующие годы в районах Саратова и Самары 102 села, в которых им удалось закрепиться в напряженной борьбе с дикими зверями и такими же дикими соседями. Ничего иного не делал и Александр I, а еще больше герцог Ришелье, который был наместником царя во вновь завоеванных землях у Черного моря и в Бессарабии. По его инициативе с 1801 по 1815 год возникли цветущие немецкие поселения в Бессарабии и Таврии, которые сегодня владеют до 14% всех пахотных земель России.
Эти иммиграционные волны легко можно проследить и описать, но не менее значительной была иммиграция, так сказать, хроническая, которая, едва заметная, происходила каждый год и со временем составила значительное общее число иммигрантов. 19 столетие – это время растущей немецкой иммиграции в Россию. Подсчитано, что на протяжении всего этого времени, после вычитания числа возвращенцев, в России на длительно время поселилось около полутора миллионов немцев, да к тому же цифры ежегодного количества иммигрантов в конце этого периода показывают сильный рост. До 1882 года среднее количество переезжавших в Россию составляло 14.914 голов в год, а в 1900 году уже 27.407, то есть количество иммигрантов из Германии за это время почти удвоилось.
Статистика дает данные только по немцам, которые прибывали из Германии. Но это достаточно узкий побочный канал, по которому в этот период в Россию вливается немецкое влияние. Главная масса немцев поставляется из остзейских немецких провинций, присоединенных к России в 1710 году. Если Пётр Великий действительно имел, как это пишет один современник, «твердое решение противопоставить русскому злу немецкий противовес и при помощи последнего вытеснить старое русское кислое тесто», то он действительно не мог найти лучшего средства, чем присоединить к России территорию с немецким населением и древней немецкой культурой. И Лифляндия со временем всё больше и больше становилась источником, из которого народ и государство Российское полными горстями пополнялись немцами. Нет ни одной статистики, которая давала бы информацию о том никогда не прекращающемся потоке, который изливался оттуда «во внутрь державы» – так звучит официальный термин. Тот, кто хочет составить себе представление об объёме и значении этой «внутренней иммиграции», должен довольствоваться приблизительными оценками, сделанными «на глаз». Но впечатление, которое получал до сих пор каждый, кто путешествовал по просторам России, было таким, что, кажется, во всей огромной державе мало найдется мест, где каким-либо образом не присутствовали бы прибалтийские немцы. Одним из доказательств этому служит так называемый Album Academicum der Universität Dorpat (список выпускников университета в Дерпте. – Переводчик). Число мужчин, которые по свидетельству этих списков переселились в качестве учителей, священников, врачей, чиновников из своей лифляндской родины в Россию, составляет поистине легион.
Общий результат этого перемещения народа, насколько его можно охватить цифрами, показала перепись населения 1897 года, к сожалению единственная, когда задавался вопрос о родном языке. Она показывает, что западнее от Волги нет ни одного района, в котором на 100 жителей не приходилось бы хотя бы по одному немцу, а до Владивостока у Тихого Океана – ни одного большого города, в котором не было бы хотя бы одной немецкой общины с немецким богослужением. В районах Нижнего Поволжья доля немецкого населения составляет от 6 до 9 процентов, в Литве, Волыни, у Черного моря – от 4 до 6 процентов, в некоторых областях Польши даже более 10 процентов. Всего в 1897 году в России насчитали 1.790.000 немцев – по родному языку, и есть хорошие основания полагать, что это число было ниже действительного количества немцев. С того времени количество немцев, скорей всего, еще более выросло; не боясь преувеличить, можно оценить количество немцев в России на начало прошлого года в два с четвертью миллиона человек.
