Я, публикую тот материал, который достался мне в наследство от папы, он писал миниатюры.
"Друг, будь счастлив на Родине".
Немецкая тема уже потеряла былую остроту, но она осталась в нашей памяти. Более миллиона казахстанских немцев оказались намертво запутанными в тесном клубке политических разногласий и были вынуждены вернуться на Родину. Германия показала всему миру глубокое уважение к своей Конституции, Государственности, уважения к своим гражданам. Правительство Германии с честью справилась с трудной контрольной по немецкому....
Контрольная по немецкому...
В нашей маленькой восмилетней школе завтра тяжёлый день, наша учительница по немецкому назначила контрольную. По выпавшему снегу бегает ребятня, а старшеклассники готовяться. Учительница молода, но строга! Я делаю вид, что учу, мама печёт блинчики, отец с Аркашей Меленбергом лампами палят кабана. Завтра первая в моей жизни контрольная по немецкому.... Откуда было мне знать, что после армии женюсь на Мильке и перееду из Васильевки в далёкий Дортмунд и каждый выход из дома будет подобен контрольной...
Карих Мария Давыдовна-"Расчет".
Карих М.Д. в 1943г было 14-15лет, работала в колхозе, ограничена в правах, род занятий-трудовая повинность.
Рассказ Карих Марии Давыдовны: "Летом в 1943году я договорилась об обмене пшена на одежду с городскими, место выбрала сама в 5-7км от места работы. После работы взяла телегу и думала быстро туда и назад. Но через 2км сломалось колесо у телеги, то да сё-время прошло, на проверку опоздала, а за это отправляли в лагерь. Я встала на колени под окном, твой отец открыл дверь и сказал:"Иди". Я ушам своим не поверила.
Однажды, у рыбаков выпросила для него большую рыбу-не взял. После войны видела его пару раз, но кто он и кто я? В 1961году пригласила в его в гости с семьёй, но он не смог, умерла его мама. А сегодня иду, а навстречу Вы, вот залучила Вас в гости - хоть так долг отдам."
После войны Мария Давыдовна вышла замуж, у её большая семья. "Прошло время, нас освободили от ярма, но я так и не почувствовала себя человеком и сейчас просыпаюсь в тревоге, что опоздала на проверку. У меня души нет, вся тогда сгорела, не знаю как я могла воспитывать своих детей, когда ударю - плачу!"-говорила она подвигая тарелку, пряча искривленные от трудов пальцы. Это было примерно в 1969-1970гг.
Драка.
"В начале сентября 1947года, я приехал на зерноток пос. А..., издали увидел скопление народа, в основном состоящего из женщин и подростков. Четыре женщины ногами избивали девочку-подростка лет 14, одна из них била черенком метлы. С трудом отбил девочку, вызвал милицию, переписал фамилии хулиганок, девочку отвез в райбольницу, где на вторые сутки она скончалась не приходя в сознание. Я дал задание прокурору, начальнику милиции, председателю суда-разобраться. Шесть свидетелей и четыре избивавшие женщины утверждали; что девочка 14лет, немка Ф..., оскорбила их национальные и патриотические чувства утверждая: что в силу своего возвраста не принимала участие в войне 41-45г.г., не убивала советских людей, не виновна что родилась немкой. Остальные свидетели- немцы, не имеющие гражданства, в связи с чем не могут свидетельствовать.(27чел.)
В целях сохранения единства населения пос. А..., решено было переквалифицировать статью обвинения, как драку по причине личной неприязни немки Ф..., к неизвестному лицу совершившему убийство. Четверых женщин принимавщих участие в драке приговорили к 15 суткам исправительных работ по месту жительства. 15 суток сменяя друг друга милиционеры на току охраняли мир в пос. А.... Это была третья безнаказаная насильственная смерть в этом поселке от рук граждан СССР в 1947году."
(предрайисполкома К.Д.Д.)
Обида. Нелюбинка. .
Меня шестилетним мальчиком привезли в Казахстан, я выжил, как говорила мне мама благодаря заботе бабушек и тому что наше семейство было дружным и большим. На улице я подвергался гонениям, так как в селе нас было мало, понятно как обзывали нас и били, у многих мальчиков , отцы не вернулись с войны. Если власти Германии пригласят нас вернуться на Родину, то наши власти не выпустят. Это понятно как дважды два! Ну если этот фантастический случай произойдет, то я уехал бы на Родину не раздумывая. Обиды есть! Когда нас немцев звали в Россию, то специально оговаривалось, что мы не будем участвовать в политике, а заниматься чисто хозяйственной деятельностью, мы прибывшие сюда честно выполняли эти условия и не принимали участие в войнах, политике, революциях. Россия не выполнила многих условий своего приглашения, благодаря старанию немецкого народа В Поволжье были созданы по европейски очень приличные предприятия
сельскохозяйственного, перерабатывающего и промышленного назначения, в революцию многие из них были уничтожены, разорены, а уцелевшие после революции были национализированы. Во время войны наш народ был огульно обвинен в фашизме и выслан в Казахстан, а имущество было просто украдено у него. Если говорить прямо, то с русским народом нельзя держать договор, история этого народа говорит о том, что договоры этот народ нарушает, а сваливает на постоянно меняющееся государственое устройство, политику. Хочу добавить, что в нашей области больше 40сел имеют процент немецкого населения почти 100%, а школы нет ни одной, я как то заикнулся об этом-сразу прослыл националистом. Как же так? Русский язык учи, ведь ты интернационалист, а немецкий не смей, прослывешь националистом. Моя Родина Германия, мои предки на этой земле работали со времен Екатерины, а я уеду отсюда нищим, будто столько поколений моих предков были бездельниками.
Сентябрь 1992 год
Тетя Эрна.
Тетя Эрна приезжала к нам накануне начала учебного года, я сопровождал ее по магазинам и базарам, сделав за 2-3 дня 6-7 вылазок она покупала зимние вещи и школьные принадлежности, ходить по городу с ней было интересно, она могла остановиться в любом месте и увидеть то, что я не видел, хотя проходил тысячу раз. Однажды, в окне на первом этаже на подоконнике она увидела очень красивое комнатное растение, она бедная потеряла дар речи, мы долго стояли и разглядывали, пока не стали на нас обращать внимание. Об этом случае я вспомнил и рассказал домашним спустя месяц, на следующий день мы с мамой пошли на это место, растение стояло также на подоконнике, но уже отцвело, хозяйка безплатно дала три или четыре отростка, мама вырастила их и торжественно подарила тете Эрне. Простое растение с большими мясистыми листьями толстыми стеблями и множеством голубых цветков среднего размера почему то понравилось ей?. Весной растение расцвело, тетя Эрна 3-4 дня подряд бегала на почту и звонила маме и взахлеб рассказывала о красоте цветков. Это был мамин сюрприз, говорили, что тетя Эрна от счастья обладания этим растением даже прослезились. Однажды, тетя Эрна была на семинаре на ферме в поселке "Оренбургское" Тарановского района и увидела там коров бурой латвийской породы она потеряла покой и сон пока с помощью....... не завладела маленькой телочкой. Корова из нее получилась крупной, а доилась она сливками, как говорила тетя Эрна. Она шла и видела все вокруг, подмечала и запоминала, около сельского магазина она слету завладела красивой безпризорной кошкой-крысоловкой, давно ее выглядывала, а тут прямо в руки пошла, крысы ее сарай обходили стороной, потому что кошек у нее было всегда больше пяти, она говорила приятнее кормить кошку, чем крысу. Она любила животных и знала в них толк. В Германии тете Эрне многое нравилось, кое-что не нравилось, но рядом были любимые ей люди и она смирилась, но коровушек своих она вспоминала часто. Вот и все, что я смог вспомнить о тете Эрне. Тоже не густо.
Викентьевка.
Изрядно выбитая дорога ведет нас к поселку. Справа и слева лежат в развалинах дома, на месте прежних колодцев зияют опасно провалы, все деревяное и железное отсутствует, посреди улицы валяется крыло мотоцикла "Урал" и крышка багажника "Москвича". В переулке четыре парня собирают в развалинах кирпич на продажу. Викентьевка над тобой тот же воздух, вокруг звенящая летним зноем степь, но нет в тебе души.
Вера со столовки.
Верка со столовки имела формы могучие, разбитной язычок и неутомимую жажду любви, у многочисленных кавалеров не возникал вопрос о существовании души у Верки.
Мариновка.
Сразу за Барсуковкой по правую сторону дороги стояло большое село Мариновка, его уже нет. Когда то давно здесь жили люди, растили детей. В тени огромных тополей в летнюю жару бегала многочисленная ребятня. В сараях хрюкали свиньи, на пастбище паслись большие коровы. Я стоял посреди Мариновки один, от пустоты звенело в ушах, глаз не зацепился за что-нибудь живое и опустился к земле - алюминиевое кольцо от гардины лежало в дорожном песке. Все! Мариновка! Все!
Мариновка.
На куче того, что называлось раньше домом лежала железная спинка кровати с ржавыми шариками, оцинкованый умывальник зиял рваными дырами в корпусе и давно утратил свою первоначальную форму. В высоте шумели тополевые листья и далекий самолет чертил свою дорогу в дальние страны.
Кладбище.
Плохо протоптаная дорожка петляла среди холмиков и оканчивалась на хорошо убранной под лопату площадке. Могилка была покрашена и прибрана, в сторонке на двух кирпичах лежала по - немецки аккуратно заточеная штыковая лопата. Полынь и конопля стояли стеной. Справа щерясь в небо ржавыми остриями высокой оградки - могила "Якова" далее прочитать невозможно. Я остановился и начал перебирать всех односельчан с именем "Яков", видно и меня через тридцать лет никто не вспомнит.
Викентьевка.
Под деревьями на новой зеленой траве лежали куски голубой керамической плитки. Я собрал её в ржавое ведро и отнес в кучу. То место зазеленело. Время неизбежно уберет остальное. Давно нет поселка, овцефермы и магазина. Мне до сих пор чудятся голоса моих односельчан переговаривающихся между собой на улице и мою маму идущую с булкой хлеба. Это умрет со мной.
Родина.
Часто я вспоминаю мою Викентьевку, мамину Мариновку и задаю себе вопрос: "Что такое Родина?". У каждого свой вариант ответа и пусть он его считает единственно верным. Но старый Гассельбах из Целиноградской области незадолго до кончины сказал мне о том, что Родина там где прошло твое детство и очень жалел что не посетил в последний раз Родину. Поэтому я стою сейчас здесь, посреди улицы моей опустевшей Викентьевки и вслушиваюсь в тишину моей Родины. Ее не выбирают.
2001год.
Йоська.
В доме через улицу жил мой друг Йоська, утром я подходил к калитке и свистел ему он отзывался мне. Все лето мы проводили вместе. Мы доверяли друг другу самые сокровенные тайны, делились нехитрым мальчишеским добром по - братски. Наши велосипедные прогулки доставляли много беспокойства нашим домашним. Я сейчас стою посреди нашей улицы и хочу свистнуть, чтобы ты отозвался.
Дорога.
На меня несется настоящая дорога с колдобинами и ямами, кидает из стороны в сторону, но мне очень надо. Я смотрел в спутниковую карту на месте моего прежнего дома пустота, но у меня свидание с ним, с кучей того, что было на протяжении тридцати лет было моим домом. Я вспоминаю с какими трудностями мы добирались в Викентьевку из Кустаная, чтобы обнять родных, обмякнуть дома душой, поспать на самой мягкой подушке. И назад в неуют общежитий. Трудная дорога - в воспоминания..
Штанишки.
Папа сегодня пошел на работу в новых штанах, а выстираные старые висели на веревке. Мы с мамой сходили к соседям и попросили швейную машинку. Мама сняла с меня штанишки быстро распорола получилась выкройка, по этой выкройке сшила мне новые штанишки и старые "на свежую нитку". На следующий день Викентьевка была у моих ног, даже перелицованные штанишки были новостью. Если было возможно перелицевать жизнь и пустить в повторный обиход.
Пуговица.
На автобусной станции я нашел зеленую красивую пуговицу. Мама уже дома задала вопрос: "Почему я не нашла, а ты все вечно находишь?". Я ответил: "Я маленький и ближе к земле, вот потому!" Три дня в наказание я просидел дома. А на следующий день Викентьевка опять была у моих ног, на поясе перелицованных штанишек болталась накрепко пришитая мамой зеленая красивая пуговица.
Коляска.
У бабушки в хозяйстве имелась самодельная коляска, все лето я катался на ней представляя себя шофером. Однажды, колесо отвалилось, я перепугался и поставил коляску в укромный уголок. Через три-четыре дня дедушка смастерил мне легкую коляску с удобным сиденьем и настоящим рулем. Мой мариновский дедушка был суров, он сильно любил меня, вникал в мои детские проблемы и по возможности старался их решать. В моем арсенале игрушек появился самодельный кран, бульдозер, самосвал из магазина и еще много чего, но коляска запомнилась на всю жизнь. Вот так, сквозь пальцы, утекает жизнь, как этот мариновский песок с дороги.
Эхо жизни.
Мы желаем лучшей доли своим детям. Я думаю иначе; пусть им встречаются на жизненном пути трудности, пусть им тяжело достается кусок хлеба, но пусть они избегут моральных потерь. Я не пожелал бы врагу моей участи: в Викентьевке и Мариновке остались могилы моих предков, здесь остался мой воздух и вода, мои друзья рассеялись и затерялись. Они не меньше меня переживают большую утерю - потерю Дома.
Я - немец.
Я живу в Германии с 1993года, у меня пятеро детей, восемь внуков и четыре внучки. Я занят работой и семьей, мне не приходится скучать, потому что к этому не располагает жизнь. Но, иногда, раз и озарение и вспоминается сказочное детство. Я не впечатлительный и не позволяю себе окунуться в воспоминания, но на этой земле я умываюсь слезами от воспоминаний. Я прошелся по заросшим травой дорогам разрушеной Викентьевки это мне нужно для ощущения полноты жизни. У меня есть новая Родина, с гордостью я говорю: "Я немец, это моя земля!". Но я помню тебя моя дорогая Викентьевка и с нетерпением жду нового свидания с тобой - когда соскучусь.
Друзья.
Наличие друзей это заслуга обстоятельств, нежели личных качеств человека, но не буду утверждать это уверенно. В фатерлянде за семнадцать лет мы многих похоронили, живые отдалились от живых, мои односельчане стараются отмазаться от моего организаторского пыла, удаляясь от меня легче забывается прошлое - говорят они. Друга я нашел посредине, между бывшей Родиной и настоящей Родиной. Теперь у меня в Казахстане есть две привязанности.
Место.
Только через семь лет мне посчастливилось попасть на место механика. Произошло это на удивление просто, хозяин сквозь грохот чесальной машины крикнул: "Завтра выходи механиком". С первых дней работы на фирме мне понравились три человека; мой хозяин Иоган, инженер Арнольд, механик Отто. Я понял, что жизнь поместит меня среди них, раз сразу мне понравились эти трое, должен же и я понравиться хоть одному из них?
Я написал.
Я написал, мой русско-немецко- викентьевский поправят и, возможно, еще сохранится мой дух, мысли, образы. За все время существования Викентьевки нас родилось чуть больше четырех сотен таких же пацанов, как я. Из них 112 посчастливилось попасть на настоящую Родину. Я живу такой же жизнью, как люди в любом уголке планеты, просто, она иная, потому что я - немец, который вырос в Казахстане и это будет заметно всегда.
Уборка. Викентьевка - Германия.
Душа радуется от работы, когда комбайн не ломается и машины под зерно стоят. Огни фар освещают ночное небо. Комбайн, как огромный зверь пожирает хлеб, оставляя позади себя копешки соломы, а внутри себя зерно. Незаметно течет время, с каждым кругом уменьшается хлебное поле, в кармашке куртки становится больше талонов. Бункер полный, моргаю светом и останавливаюсь под разгрузку. С большим удовольствием работаю на уборке урожая - во сне.
Йоська.
Я набрал номер телефона Йоськи и после взаимных обязательных распросов пригласил его в гости. Он тоже скучает по Викентьевке, по нашей дружбе, но какой то бес внедрил в его голову, что настоящая мужская дружба сурова и немногословна, за последние пятнадцать лет мы впервые наговорились.
Последние часы.
Мы сидим за столом в спортзале школы и пьем чай из самовара, разошлись гости, остались только свои, мы пока все вместе - последние часы - перед расставанием навсегда. Тетя Эльма вспомнила немецкое село на Волге, ее свадьба прошла там в далеком 1934году. Долго говорили о укладе нашей жизни там в Поволжье и в Казахстане, сошлись на том что мы сохранили уклад жизни, но обрели опыт общения с русскими.
Семеновка. 1992год.
Миллер.А.Г
Немцам нет места на этой земле, автономии на Волге не будет. Сталин, чтобы не утруждать себя организацией расселения миллионов эвакуированых кореных граждан России - депортировал немцев. Мы, немцы, обрели горький опыт. Сегодня депортируемся во второй раз.
Кустанайская область. 1993год.
День победы!
Никогда не знаешь где приобретешь, а где потеряешь. На Девятое Мая, вдруг послали в командировку, в места хорошие и мне дружественные, всегда друзья что то организуют интересное, приберегут для меня какую нибудь историю. Выехал рано утром, ГАЗ-69, сколько не дави больше 60 километров в час не идёт. Еле еле к 10 часам успел на место, к каждому столбу прикреплен флаг, деревья празднично побелены, заборы блестят новой краской, дома ухожены. Смотрю по сторонам, где то режут свинью, или просто сидят во дворе на лавочке, в некоторых дворах ни души. На площадке перед конторой пусто, со столба громкоговоритель передает песню Расула Гамзатова "Журавли". Дежурный по совхозу ознакомил меня с планом мероприятий на предмет празднования 9 мая. А сам энергично начал обзванивать свое начальство. Согласно плану в 12-00часов торжественное заседание в совхозном клубе, вот об этом надо было бы написать статью, а добавив цифры и передовиков производства показать совхоз в полной красе. Мнутся мужики что то! Директор хохол вдруг с надрывом говорит: " Ну вы ж поймите 99% населения совхоза немцы, это ж работяги и люди какие хорошие, не могу я их с автоматом гнать на праздник. Всю войну прошёл на своих ногах, ранен был дважды, много раз награжден, но этими ногами собирать их по домам? Не могу! Они немцы и знают какую землю топтали мои сапоги. А их на зиму эшелонами сюда, как скотину. План мероприятий есть, только праздника в немецкой деревне нет!!!". Для меня это было новостью и откровением... На Кустанайщине в селах с преобладанием немецкого населения 9 мая не праздновали, но на бумаге- радостно-шумно.
Борис Баум. Миниатюры.
-
Наталия
- Постоянный участник
- Сообщения: 6193
- Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
- Благодарил (а): 8072 раза
- Поблагодарили: 19791 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Трепетно отношусь
Мир очень изменился. И продолжает меняться с завидной скоростью. Многие старые профессии исчезают. Людям приходится перестраиваться, переучиваться. И отношение к возрасту на многих направлениях становится другим – руководителям крупных компаний и даже губернаторам зачастую чуть более 30-и лет.
Но осваивая новые технологии, многие тоскуют по старым, дорогим многим атрибутам своей жизни. Я тоже тоскую. Скажем, по обычным бумажным письмам, которые мы всегда так ждали. Заглядывали в свой почтовый ящик, получив, перечитывали по сто раз. И к написанию ответа относились очень ответственно.
По-прежнему трепетно отношусь к обычной бумажной книге, о чём я писала уже не раз. Дорожу фотографиями в обычных альбомах, а не в компьютере и на флешках, или в смартфоне.
С большим удовольствием пишу в обычных дневниках свои размышления, чем в электронном виде. Во всём этом, традиционном остаётся вместе со словом и твоя рука, и твоя душа.
То, что осталось от родителей, бабушек и дедушек «охраняю» словами: «Хранить, как зеницу ока».
Сохраняя всё это, подлинное, душевное, каждый создаёт у себя дома своеобразный домашний музей. Какова будет его судьба – вот вопрос, который волнует, наверное, не меня одну. Как им распорядятся наши потомки? Чтобы быть спокойными, знаю надо больше общаться, больше рассказывать, готовить из детей, внуков и правнуков, пусть не из всех, а из кого-то, хранителей этих домашних реликвий. Именно они – настоящие ценности. Именно в них – и память, и история.
Больше общаться… Но как найти это время, ведь у молодёжи его совсем нет. Их несёт по жизни та же скорость. Замедлишь чуть свой ритм жизни и останешься у обочины.
Но его найти надо, это время, эти часы, а может минуты. Чтоб смогли они оценить то, что мы им передаём. Оценят, сохранят, знать сохранят и Мир чистым и добрым, без войн, потрясений, зла и лжи.
Мир очень изменился. И продолжает меняться с завидной скоростью. Многие старые профессии исчезают. Людям приходится перестраиваться, переучиваться. И отношение к возрасту на многих направлениях становится другим – руководителям крупных компаний и даже губернаторам зачастую чуть более 30-и лет.
Но осваивая новые технологии, многие тоскуют по старым, дорогим многим атрибутам своей жизни. Я тоже тоскую. Скажем, по обычным бумажным письмам, которые мы всегда так ждали. Заглядывали в свой почтовый ящик, получив, перечитывали по сто раз. И к написанию ответа относились очень ответственно.
По-прежнему трепетно отношусь к обычной бумажной книге, о чём я писала уже не раз. Дорожу фотографиями в обычных альбомах, а не в компьютере и на флешках, или в смартфоне.
С большим удовольствием пишу в обычных дневниках свои размышления, чем в электронном виде. Во всём этом, традиционном остаётся вместе со словом и твоя рука, и твоя душа.
То, что осталось от родителей, бабушек и дедушек «охраняю» словами: «Хранить, как зеницу ока».
Сохраняя всё это, подлинное, душевное, каждый создаёт у себя дома своеобразный домашний музей. Какова будет его судьба – вот вопрос, который волнует, наверное, не меня одну. Как им распорядятся наши потомки? Чтобы быть спокойными, знаю надо больше общаться, больше рассказывать, готовить из детей, внуков и правнуков, пусть не из всех, а из кого-то, хранителей этих домашних реликвий. Именно они – настоящие ценности. Именно в них – и память, и история.
Больше общаться… Но как найти это время, ведь у молодёжи его совсем нет. Их несёт по жизни та же скорость. Замедлишь чуть свой ритм жизни и останешься у обочины.
Но его найти надо, это время, эти часы, а может минуты. Чтоб смогли они оценить то, что мы им передаём. Оценят, сохранят, знать сохранят и Мир чистым и добрым, без войн, потрясений, зла и лжи.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
-
Наталия
- Постоянный участник
- Сообщения: 6193
- Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
- Благодарил (а): 8072 раза
- Поблагодарили: 19791 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Мир ждёт
Всё, о чём я пишу, это то, что мы помним, что ценим, что является нашим стержнем, нашей основой. Это всё есть ТО, чем мы живы. Это всё есть ТО, что формировали в нас не одно поколение наших прародителей.
Они учили нас любить свою родную землю, беречь её, дорожить ей? Учили.
Они учили нас быть добрыми, щедрыми душой, умеющими прощать? Учили.
Они учили нас относиться к познанию почтительно? Учили.
Они приучали нас к труду, показывая нам пример сами? Приучали.
Они относились к своим предкам уважительно, показывая нам пример в этом? Да, так и было.
Они знали, что такое память, в том числе и память о предках? Знали, помнили, кто был до них и передавали эту память нам.
Они дорожили Верой, приучали нас к тому же? Да, было именно так.
Они внушали нам, что обида не есть качество из числа Божьих добродетелей? Внушали. Внушали даже тогда, когда было невмоготу.
А разве что-то в Мире изменилось? Разве Земля перестала быть Землёй, а Солнце перестало быть Солнцем? Та же Земля, то же Солнце. Тот же Бог. Всё - то же, только человек должен становиться лучше, умнее, добрее, терпимее. От него, от человека, Мир ждёт это.
Всё, о чём я пишу, это то, что мы помним, что ценим, что является нашим стержнем, нашей основой. Это всё есть ТО, чем мы живы. Это всё есть ТО, что формировали в нас не одно поколение наших прародителей.
Они учили нас любить свою родную землю, беречь её, дорожить ей? Учили.
Они учили нас быть добрыми, щедрыми душой, умеющими прощать? Учили.
Они учили нас относиться к познанию почтительно? Учили.
Они приучали нас к труду, показывая нам пример сами? Приучали.
Они относились к своим предкам уважительно, показывая нам пример в этом? Да, так и было.
Они знали, что такое память, в том числе и память о предках? Знали, помнили, кто был до них и передавали эту память нам.
Они дорожили Верой, приучали нас к тому же? Да, было именно так.
Они внушали нам, что обида не есть качество из числа Божьих добродетелей? Внушали. Внушали даже тогда, когда было невмоготу.
А разве что-то в Мире изменилось? Разве Земля перестала быть Землёй, а Солнце перестало быть Солнцем? Та же Земля, то же Солнце. Тот же Бог. Всё - то же, только человек должен становиться лучше, умнее, добрее, терпимее. От него, от человека, Мир ждёт это.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
-
Наталия
- Постоянный участник
- Сообщения: 6193
- Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
- Благодарил (а): 8072 раза
- Поблагодарили: 19791 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Этим коротким повествованием я начинаю большую главу в своей новой книге "Позови меня". "Продолжение истории" - такое название у главы, где уже 200 стр. В ней уникальные сведения, построенные на архивных документах и не только из ГИАНП.
Немповолжье
Это слово известно мне с детства. Слушала рассказы дедушки, но больше ловила отрывочные фразы разговора взрослых. Складывая всё это в копилку своей памяти, постепенно рисовала сама себе воображаемую картину. Особыми яркими мазками выступали «замки» до приезда первых на Волгу, труд на благо семьи пятилетнего деда уже без отца, без кормильца, а позже уход его с братцем в «работные люди». Особая картинка отъезда семьи взрослого, семейного деда на ПМЖ в Немповолжье уже из Бузулука. Отдельной строкой стоит его проживание в доме купца Филатова в Самаре, где он рос, мужал, становился личностью. Ещё более интересны были рассказы о «гроссмуттер», которая приезжала в Бузулук и имя её Сусанна, такое же, как Сусанненталь.
Присоединяются сюда и рассказы отца о раннем детстве в Немповолжье. Он имел в виду их жизнь вчетвером в Гларусе. Гларус мне не запомнился, а вот Сусанненталь очень.
Слово Сусанненталь звучало для меня как-то загадочно, очень тепло ложилось на душу и доставляло удовольствие слушать это слово ещё и ещё.
К нарисованной картине плюсовалось всё о ссылке в глухую деревню Уртазым во время войны. Тут всё чётко вырисовывалось, подкреплялось реальными визуальными картинками, которые были увидены мной воочию и которые очень подкреплялись рассказами в семье. Об Уртазыме говорили дома часто и много. О «трудармии» тоже слышала, но это для моей детской головки воспринималось как нечто такое, где мой папа, которого я не знала.
И всё это вместе взятое было моё представление о том, что мы, наша семья не такая, как все рядом. Мы – другие, мы из немцев. В русском городе.
Бузулук был ближе к Самаре, в городе немцев было не много. Среди моего окружения были дядя Саломон, сводный брат дедушки, Люда Ган, моя кузина (учились в параллельных классах), Нина Николаевна Бэхли – моя учительница немецкого языка, Наташа Блюменкранц – учились в одном классе и Наташа Зибольд – соседка. Но фамилия моя Шмидт воспринималась сразу после войны враждебно и воинственно.
Когда я стала студенткой и жила уже в Оренбурге, восприятие меня было спокойнее. На востоке Оренбургской области российские немцы жили скученно, о них знали больше, да и среди преподавателей института на нашем физмате были немцы: Байцур читал проективную и начертательную геометрию, а Кауфманн Борис Леопольдович читал матанализ и был в нашей группе «классной дамой».
Активное, заинтересованное изучение прошлого моего рода Шмидт и других фамилий началось поздно, в 2006 году. Продолжается до сих пор. Это поездки, это встречи, это чтение, это погружение в архивные фолианты. Это жизнь на форуме и сайте «Немцы Поволжья». Это виртуальное общение с друзьями, которые живут сейчас теми же интересами. Это работа над своими книгами, издание их для своих детей, внуков, правнуков.
Вся эта история и само Немповолжье для меня особый Мир, который можно познавать и познавать. На фоне общей картины страница за страницей всплывают сюжеты, картины, эпизоды. Масса мест, фамилий, имён. Листы календаря бегут один за другим, дополняя один другой. География расширяется, перемещая меня туда, где побывали отдельные яркие герои этого замечательного Мира. Краски разные: и яркие, и чёрные. Иначе и быть не могло. То небо было голубым и безоблачным, то тучи набегали и вихрь поднимался. Всё пережито, много выстрадано. Воображаемая картина прошлого - это уже не отдельные акварельные наброски детства, а огромное полотно. Пояснения к нему – книги, стоящие в ряд на полках. История эта для меня живая и динамичная, как и сама жизнь.
Немповолжье
Это слово известно мне с детства. Слушала рассказы дедушки, но больше ловила отрывочные фразы разговора взрослых. Складывая всё это в копилку своей памяти, постепенно рисовала сама себе воображаемую картину. Особыми яркими мазками выступали «замки» до приезда первых на Волгу, труд на благо семьи пятилетнего деда уже без отца, без кормильца, а позже уход его с братцем в «работные люди». Особая картинка отъезда семьи взрослого, семейного деда на ПМЖ в Немповолжье уже из Бузулука. Отдельной строкой стоит его проживание в доме купца Филатова в Самаре, где он рос, мужал, становился личностью. Ещё более интересны были рассказы о «гроссмуттер», которая приезжала в Бузулук и имя её Сусанна, такое же, как Сусанненталь.
Присоединяются сюда и рассказы отца о раннем детстве в Немповолжье. Он имел в виду их жизнь вчетвером в Гларусе. Гларус мне не запомнился, а вот Сусанненталь очень.
Слово Сусанненталь звучало для меня как-то загадочно, очень тепло ложилось на душу и доставляло удовольствие слушать это слово ещё и ещё.
К нарисованной картине плюсовалось всё о ссылке в глухую деревню Уртазым во время войны. Тут всё чётко вырисовывалось, подкреплялось реальными визуальными картинками, которые были увидены мной воочию и которые очень подкреплялись рассказами в семье. Об Уртазыме говорили дома часто и много. О «трудармии» тоже слышала, но это для моей детской головки воспринималось как нечто такое, где мой папа, которого я не знала.
И всё это вместе взятое было моё представление о том, что мы, наша семья не такая, как все рядом. Мы – другие, мы из немцев. В русском городе.
Бузулук был ближе к Самаре, в городе немцев было не много. Среди моего окружения были дядя Саломон, сводный брат дедушки, Люда Ган, моя кузина (учились в параллельных классах), Нина Николаевна Бэхли – моя учительница немецкого языка, Наташа Блюменкранц – учились в одном классе и Наташа Зибольд – соседка. Но фамилия моя Шмидт воспринималась сразу после войны враждебно и воинственно.
Когда я стала студенткой и жила уже в Оренбурге, восприятие меня было спокойнее. На востоке Оренбургской области российские немцы жили скученно, о них знали больше, да и среди преподавателей института на нашем физмате были немцы: Байцур читал проективную и начертательную геометрию, а Кауфманн Борис Леопольдович читал матанализ и был в нашей группе «классной дамой».
Активное, заинтересованное изучение прошлого моего рода Шмидт и других фамилий началось поздно, в 2006 году. Продолжается до сих пор. Это поездки, это встречи, это чтение, это погружение в архивные фолианты. Это жизнь на форуме и сайте «Немцы Поволжья». Это виртуальное общение с друзьями, которые живут сейчас теми же интересами. Это работа над своими книгами, издание их для своих детей, внуков, правнуков.
Вся эта история и само Немповолжье для меня особый Мир, который можно познавать и познавать. На фоне общей картины страница за страницей всплывают сюжеты, картины, эпизоды. Масса мест, фамилий, имён. Листы календаря бегут один за другим, дополняя один другой. География расширяется, перемещая меня туда, где побывали отдельные яркие герои этого замечательного Мира. Краски разные: и яркие, и чёрные. Иначе и быть не могло. То небо было голубым и безоблачным, то тучи набегали и вихрь поднимался. Всё пережито, много выстрадано. Воображаемая картина прошлого - это уже не отдельные акварельные наброски детства, а огромное полотно. Пояснения к нему – книги, стоящие в ряд на полках. История эта для меня живая и динамичная, как и сама жизнь.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
-
Наталия
- Постоянный участник
- Сообщения: 6193
- Зарегистрирован: 07 янв 2011, 19:55
- Благодарил (а): 8072 раза
- Поблагодарили: 19791 раз
Борис Баум. Миниатюры.
О важном
Каждый из нас чего-то не сделал, что нужно бы было сделать. Раньше сделать. Кто изучает историю своего рода, почти каждый сожалеет, что не всё узнал у своих близких когда-то. Часто мы ссылаемся на то, что им не хотелось это вспоминать и тем более рассказывать. Думаю, что это отговорка. Ведь смотря как спросить. Как завести разговор, с какой стороны. Не каждому удаётся найти те слова, которые в состоянии растопить любую льдинку души, не каждому удаётся найти ту минуту, когда разговор будет неизбежен.
Мои дедушка и отец были долгожителями. Оба прожили по 82 года. У них была отличная память и они были очень коммуникабельными, особенно дедушка Эдуард.
Я много слышала, много узнала из их рассказов, но далеко не всё, что могла бы узнать. Если б я спрашивала, сколько бы они могли мне рассказать…Больно от того, что это уже не вернуть. А потому ищу, потому пишу, чтобы оставить своим.
Собираю информацию о жизни поволжских немцев. В архиве, из книг, из других источников. К приобретённым книгам отношусь трепетно и широко. Я не смотрю на каждую приобретённую книгу только как на справочную – если есть там что-то про моих – это ценно, если нет, то она мне не нужна.
В каждой книге описана жизнь людей из какой-то колонии, села, т.е. народа, дорогого тебе народа, частью которого ты и сама являешься. Описания разные, в каждой книге свои. Столько картинок. Перечитав не мало, складывается и у тебя картина, целое полотно. Прочитанная и изученная книга ставится на полку. Она становится своеобразным памятником. Когда-нибудь к ней потянется другая рука. Может, дочери, а может, внука. Возможно и правнука.
В этом и состоит духовность человека. Это и есть пища для души и сердца. Она помогает сориентироваться в нашем жёстком, материальном мире, не запутаться в нём, не признать мелкое и незначимое важным в жизни. Страшно жить в мире безудержного потребления без таких ориентиров.
Каждый из нас чего-то не сделал, что нужно бы было сделать. Раньше сделать. Кто изучает историю своего рода, почти каждый сожалеет, что не всё узнал у своих близких когда-то. Часто мы ссылаемся на то, что им не хотелось это вспоминать и тем более рассказывать. Думаю, что это отговорка. Ведь смотря как спросить. Как завести разговор, с какой стороны. Не каждому удаётся найти те слова, которые в состоянии растопить любую льдинку души, не каждому удаётся найти ту минуту, когда разговор будет неизбежен.
Мои дедушка и отец были долгожителями. Оба прожили по 82 года. У них была отличная память и они были очень коммуникабельными, особенно дедушка Эдуард.
Я много слышала, много узнала из их рассказов, но далеко не всё, что могла бы узнать. Если б я спрашивала, сколько бы они могли мне рассказать…Больно от того, что это уже не вернуть. А потому ищу, потому пишу, чтобы оставить своим.
Собираю информацию о жизни поволжских немцев. В архиве, из книг, из других источников. К приобретённым книгам отношусь трепетно и широко. Я не смотрю на каждую приобретённую книгу только как на справочную – если есть там что-то про моих – это ценно, если нет, то она мне не нужна.
В каждой книге описана жизнь людей из какой-то колонии, села, т.е. народа, дорогого тебе народа, частью которого ты и сама являешься. Описания разные, в каждой книге свои. Столько картинок. Перечитав не мало, складывается и у тебя картина, целое полотно. Прочитанная и изученная книга ставится на полку. Она становится своеобразным памятником. Когда-нибудь к ней потянется другая рука. Может, дочери, а может, внука. Возможно и правнука.
В этом и состоит духовность человека. Это и есть пища для души и сердца. Она помогает сориентироваться в нашем жёстком, материальном мире, не запутаться в нём, не признать мелкое и незначимое важным в жизни. Страшно жить в мире безудержного потребления без таких ориентиров.
Интересуют:
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
- Schmidt aus Susannental, Basel
- Oppermann(Obermann), Knippel aus Brockhausen, Sichelberg
- Sinner aus Schilling,Basel
- Ludwig aus Boregard
- Weinberg aus Bettinger
- Schadt aus Schilling
- Krümmel aus Kano,Basel,Zürich
- Hahn aus Glarus
-
tagana
- Постоянный участник
- Сообщения: 350
- Зарегистрирован: 29 окт 2016, 15:03
- Благодарил (а): 1441 раз
- Поблагодарили: 1425 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Бабушка и "Хайль Гитлер!"
Берлин 2020. Стою на автобусной остановке. Рядом со мной останавливается незнакомая бабуся. На дворе 9 марта, а бабушка в шубе и вязаной шапочке. Правда, и не жарко на улице. Бабуля затевает разговор о том о сём, затем сообщает, что ей 83 года, что она с 1937 года (и точную дату назвала, да я в шуме её скороговорку не расслышала). И дальше небезынтересно для меня - потому как из уст очевидца. Рассказала, что помнит времена Гитлера. Что в то время занятия начинались дважды в году: 1 сентября и весной. Она пошла в 1-ый класс после пасхи. "Учителя мы приветствовали словами "Хайль Гитлер!" и подняв в приветственном жесте правую руку. Я же ничего не понимала в политике, но мы должны были так приветствовать учителя", - говорит моя случайная собеседница. Что меня поразило - она будто оправдывалась за своё детское "Хайль Гитлер!" Вообще немцы Германии, по-моему, так и живут с этим чувством вины за Вторую мировую. Хотя в чём повинны тогдашние дети и следующие поколения? Но так их воспитывали.
Может быть, это и есть самое действенное и честное антимилитаристское воспитание?
Берлин 2020. Стою на автобусной остановке. Рядом со мной останавливается незнакомая бабуся. На дворе 9 марта, а бабушка в шубе и вязаной шапочке. Правда, и не жарко на улице. Бабуля затевает разговор о том о сём, затем сообщает, что ей 83 года, что она с 1937 года (и точную дату назвала, да я в шуме её скороговорку не расслышала). И дальше небезынтересно для меня - потому как из уст очевидца. Рассказала, что помнит времена Гитлера. Что в то время занятия начинались дважды в году: 1 сентября и весной. Она пошла в 1-ый класс после пасхи. "Учителя мы приветствовали словами "Хайль Гитлер!" и подняв в приветственном жесте правую руку. Я же ничего не понимала в политике, но мы должны были так приветствовать учителя", - говорит моя случайная собеседница. Что меня поразило - она будто оправдывалась за своё детское "Хайль Гитлер!" Вообще немцы Германии, по-моему, так и живут с этим чувством вины за Вторую мировую. Хотя в чём повинны тогдашние дети и следующие поколения? Но так их воспитывали.
Может быть, это и есть самое действенное и честное антимилитаристское воспитание?
Последний раз редактировалось tagana 23 июн 2021, 09:14, всего редактировалось 1 раз.
-
selena
- Постоянный участник
- Сообщения: 1707
- Зарегистрирован: 22 сен 2011, 00:03
- Благодарил (а): 4304 раза
- Поблагодарили: 3600 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Гамбург 2020. Очень милая соседская бабушка сама позвонила в мою дверь и попросила о помощи. С тех пор мы подружились. Она совершенно одинока -все родные и близкие умерли, ведь ей вот-вот исполнится 90 лет. Детей не было. С мужем всю жизнь работали на Phillips(е), детей не вынашивала. Она с 1931 года, с ужасом вспоминает последние дни июля-начало августа 1943 года, когда английская и американская авиации непрерывно сбрасывали на Гамбург зажигательные бомбы. Улицы превратились в реки огня и в черте города почти не осталось неразрушенных зданий. Она помнит только свой страх и дрожащих братьев и сестёр на лестничной клетке -их было семеро в семье, мал-мала-меньше. И то, как голодно было после войны и ей пришлось бросить школу и пойти работать в овощную лавку, где ей из тонкого одеяла сшили пальто. Она не может понять и простить этого и никакие доводы о том, что так же пострадали другие страны и города от немецкой бомбардировки и это было сделано в отместку, не казались ей хоть сколь-нибудь убедительными.
-"За что убивали мирных жителей, невинных детей ?! Мы никому ничего плохого не сделали!"-восклицала она.
У каждого своя правда, я её понимаю. И помню, как в моей стране в любом застолье первыми словами много лет были: "Только бы не было войны!". А ведь я родилась через 14 лет после её окончания и помню эти тосты, значит, прошло уже больше 20 лет с 1945 года, когда я начала их понимать. Это заклинание произносилось людьми любой национальности, и я повторяю их сегодня!
-"За что убивали мирных жителей, невинных детей ?! Мы никому ничего плохого не сделали!"-восклицала она.
У каждого своя правда, я её понимаю. И помню, как в моей стране в любом застолье первыми словами много лет были: "Только бы не было войны!". А ведь я родилась через 14 лет после её окончания и помню эти тосты, значит, прошло уже больше 20 лет с 1945 года, когда я начала их понимать. Это заклинание произносилось людьми любой национальности, и я повторяю их сегодня!
-
lerchenfeld2020
- Постоянный участник
- Сообщения: 188
- Зарегистрирован: 17 июн 2020, 21:46
- Поблагодарили: 140 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Воспоминания (Из электронной переписки с X. Надо срочно освобождать мой переполненный электронный почтовый ящик. Жалко стало выбрасывать в никуда.)
Это была моя последняя работа перед увольнением из Интуриста. В документах, которые я тогда получила от начальницы своей французской группы в графе "Цель приезда" значилось: "Лечение глаз".
Дело в том, что я часто работала с автобусом незрячих семей из Канады. Мне просто ставили такие группы всегда, когда они приезжали. Сначала мне их ставили, потому что я не хотела подлизываться к начальству и ничего не делала для того, чтобы получать группы туристов с кошельками или приезжающими не для путешествий, а просто на отдых в Крым, Сочи.... Потом мне их стали ставить, потому что они просили специально меня. Когда я их спрашивала, почему они меня попросили, они говорили, что я им подхожу, так как я терпеливая.
Часто приезжали одни и те же глазные больные; организатором туров была одна семья по фамилии Blanchet: он - Gervais, она - Thérèse, у них было двое детей: девочка Gail и почти слепой маленький мальчик, ещё не ходивший в школу, которого зовут Jonathan. (Недавно нашла среди своих бумаг нашу с ним общую фотографию при выходе из медицинского кабинета.) C Thérèse я переписываюсь до сих пор (представляете, со второй половины 80-ых годов 20 века и до сих пор). Всё знаю о её детях, об их взрослых жизнях и о ней.
Ношу сшитые ею и присланные мне в подарок антиковидные маски
Глазные болезни и слепота во франкоговорящей части Канады передаются по наследству, так как там исторически браки происходят между очень близкими родственниками (они не хотят смешиваться с англоговорящими). Вот и Gervais и Thérèse были двоюродными братом и сестрой.
Больные мне рассказывали, что лечение существовало (тогда) только в США и в СССР. В США делали операции, иногда с плохим концом для мозгов, поэтому выбирали СССР, где лечили без хирургических вмешательств.
Gervais совсем не подходил Thérèse, был очень грубым, резким, и я всё время про себя удивлялась, как она может с ним быть. В 2017-ом году получила от неё письмо, что они полюбовно разошлись.
У других гидов, моих коллег, такие группы вызывали неудовольсвие, неприятие, раздражение сразу по нескольким причинам: ты экскурсовод, и не знаешь, для чего тебя к ним приставили. Едешь по Москве, а они же ничего не видят. После работы в медицинских учреждениях Москвы, когда с каждым больным большого автобуса (Икарус 43 места) надо войти к врачу, перевести всё, что сказал врач, и всё, что ответил больной, пойти на медицинские процедуры с каждым незрячим, потом ездить со всем автобусом по аптекам и покупать лекарства и витамины, после всего этого рабочего дня надо ещё вечерами переводить на французский для самих незрячих и их канадских врачей немыслимые почерки московских врачей в историях болезни и карточках больных. А ещё мои коллеги спрашивали меня: Как ты их понимаешь, у них же каша во рту (потому что они говорят с английским произношением, а я, конечно, английский не знаю).
Но это так, лирическое отступление. И оно здесь присутствует только потому, что в документах, которые я получила от начальства в сентябре 1991 года (после группы с путешествием в Сибирь во время путча, когда меня хотели арестовать), как цель приезда значилось: Лечение глаз. Поэтому не вдаваясь в подробности, начальство дало эти документы мне.
Документы эти касались однако же не больных, прибывших на лечение глаз, а одного молодого, подающего надежды французского хирурга-офтальмолога по имени B. D., заплатившего огромную сумму денег для того, чтобы пройти более чем 2-ух месячный курс обучения лично у Фёдорова в его московской клинике микрохирургии глаза сразу после прохождения подобного курса обучения лично у какого-то известного американского хирурга-офтальмолога.
Фёдоров - первый капиталист СССР, скупивший к тому времени все деревни вокруг Москвы ради организации здорового вкусного питания в своей клинике и ради свиных глазок (Они поразительно схожи с человеческими глазами по строению и на них студенты Фёдорова тренировались делать операции. Они, свиные глазки, прибывали в клинику к Фёдорову с немецкой пунктульностью каждое утро замороженными. Я из любопытства несколько раз тоже пробовала их надрезать и разрезать, сидя между Фёдоровым или его ассистенткой и B. D. и осуществляя одновременно перевод урока). Фёдоров - первый капиталист СССР, над женой которого словесно издевалось всё Московское отделение ВАО Интурист, перемывали ей косточки со второй половины 80-ых из-за того что она, известный в Москве акушер-гинеколог, вдруг ради денег перешла на работу в клинику глазных болезней на ставку простой медсестры (другие говорили уборщицы), но эти ставки были намного выше, чем ставки врачей в СССР.
Так вот. Работаю я с B. D. день, два, неделю, больше недели, две недели. Каждое утро прихожу к 7:30 в гостиницу Белград 1 (два здания гостиницы Белград напротив МИДа). Заказанное мною накануне вечером такси увозит нас в 8:10 в клинику Фёдорова и привозит нас после 18 часов в гостиницу.
В Москве в продовольственных магазинах - шаром покати. А то, что вдруг выбрасывают на прилавок, через каждые несколько дней или часов увеличивается в цене. У Фёдорова - лучшая столовая. Как ресторан.
За такси, за свои завтрак и ужин и за завтрак и ужин B. D. в Белграде 1 расплачиваюсь, как и положено гиду-переводчику Интуриста, чеками из отштампованных мною за день до приезда B. D. в бухгалтерии Интуриста чековых книжек. Обед на двоих в клинике - студента курса и его переводчика - входит в цену контракта, подписанного B. D. Каждый день, помимо уроков и тренировок на свиных глазках, присутствую с B. D. в операционных залах на операциях.
Первый день B. D. только смотрит, ему объясняют, я перевожу. Потом он оперирует и сам. В первый день он меня спросил, предупредили ли меня хирурги, что мне может стать во время нахождения в операционном зале плохо. Ответила, что нет. После первго дня операций обрадовалась, что всё обошлось без проблем. Плохо мне в ОП стало через несколько дней присутствия на операциях. Помню как меня откачивали.
В первый день при переодевании в стерильную одежду за несколько минут до начала ОП B. D. замечает, что я человек с комплексами, подшучивает надо мной. Удивляюсь, не знала, что одежда хирургического персонала всегда неглаженая, чтобы не было лишних микробов. Не могу отойти от зеркала: мне не нравится хирургический колпак на моей голове, мне не нравится моё лицо с этим колпаком. B. D. смеётся. Он заикается. Иногда больше, иногда меньше. Через несколько дней во время обеда узнаю от него причину его заикания. Постепенно, не спрашивая, узнаю о его личной жизни. Что у него есть во Франции женщина, на которой он хочет жениться. Его ровесница. Что он её любит. Что его смущает только тот факт, что она как женщина - человек не очень тёплый.
Далее последовало два памятных события, которые разворачивались последовательно одно за другим.
В один из дней B. D. рассказал мне, что Фёдоров его финансово обманул. В цену контракта, который он подписал, входила и цена полного комплекта хирургических инструментов из золота. Когда он спросил в клинике, где эти инструменты, то, по его словам, ему предложили их купить. Разбираться в кабинет к Фёдорову B. D. пошёл без меня. Сказал, что будет с ним говорить по-английски.
Когда B. D. вернулся из кабинета Фёдорова, то только сказал, что Фёдорову он отомстит за такую несправедливость. Я была с ним абсолютно согласна в том, что это большая несправедливось и что справедливость надо восстанавливать. В Фёдорове я видела капиталиста номер один, есть в его столовой мне очень даже нравилось, но сама я была за справедливость, суть которой для меня выражалась так: социализм плюс свобода личности.
Что у Фёдорова нет одной ноги, я не заметила. Об этом мне как-то раз сообщил B. D. Об этом в Москве не говорили, зато говорили, что он любимец женщин.
На следующее утро мы, как и раньше, пришли в помещение, предназначенное для учебных занятий. По углам класса на этажерках, как и раньше, стояли для продажи методические пособия с новейшими изысканиями, проделанными в клинике микрохирургии глаза за последнее время и их результатами. Это были внушительные по размерам очень красивые скоросшиватели. Рядом с каждым скоросшивателем красовалась цена. B. D. снимал скоросшиватель за скоросшивателем и клал их на стол, за которым мы обычно сидели на занятиях.
(На занятия мы обычно приходили первыми. Потом, минут через 10 после нас появлялось 2-3 студента из не припомню сейчас каких стран со своим переводчиком.)
После того, как в то памятное утро B. D. снял с этажерок 3 или 4 скоросшивателя и положил их передо мной на стол, он сказал, что хочет их у Фёдорова украсть. Не помню, что я подумала, но помню, что сказала, посмотрев на часы, что скоро сюда войдут. B. D. спросил скорее себя, чем меня, куда их спрятать. Пока я у дверей с тревогой прислушивалась к голосам и шагам в коридоре, B. D. стал их деловито засовывать в ящики большого письменного стола, за которым мы обычно сидели во время занятий, а также другого соседнего стола. Во время занятия, мы кроме самого занятия, ни о чём больше не думали.
Заглянули в класс вечером, после трудового дня, до того, как выйти из здания. Скоросшиватели мирно лежали в ящичках стола, куда B. D. их засунул. В. D. удивился, что пропажи не хватились. Спросил скорее себя, как он их доставит в гостиницу. Я сказала, что можно по-одному скоросшивателю (classeur) втечение нескольких дней. Он возразил, что если в ближайшие дни хватятся, то по отпечаткам пальцев сразу узнают, что это он.
Не помню, что я лично думала и отвечала, помню, что В. D. боялся также и таксиста, и одновременно того, что в его комнате в Белграде 1 могут произвести обыск.
Мы молча вышли из класса и из здания без скоросшивателей.
На следующий день в клинике нам почему-то дали для занятий другой класс, на другом этаже этого огромного здания. Заметила беспокойство на лице В. D. Мне тоже было любопытно, почему нам изменили помещение для утренних занятий. До обеда в столовой клиники думать об этом было некогда. Думали и гадали об этом во время обеда. Додумались только до того, чтобы вечером после трудового дня пойти в прежний класс так сказать, на разведку. Если кто спросит, почему мы здесь, ответить, что кто-то из нас здесь накануне что-то забыл. (Теперь не помню, ни то, что кто-то из нас должен был забыть в прежнем классе накануне, ни того из нас, кто по уговору должен был это что-то забыть.)
Прежний класс был пуст. Абсолютно пуст. Без этажерок по углам. Без столов и их ящичков. Без экрана и преподавательского пульта. И без людей. Мы, растерянные, несколько раз покидали и опять возвращались в этот наш прежний класс, включали и выключали свет. Время от времени ловила себя на мысли, что родилась в 1953 году, а сейчас на дворе 1991-ый, что B. D. младше меня, что я поэтому должна была бы быть мудрее его и отговорить его от кражи, и что это пока ещё моя страна, хоть и рассыпающаяся, и что B. D. в моей стране, и что поэтому я вообще-то должна была им руководить, но что при всём при этом я пошла у него на поводу.
Послышались чьи-то шаги. Это была то ли санитарка клиники, то ли уборщица. Оказалось, что она должна была просто убедиться, что помещение уже пусто и доложить об этом вышестоящему начальству. Мы как-то сразу вышли из нашей оторопи и принялись её расспрашивать, с какой целью из класса всё вынесли, будут ли когда-нибудь занятия у В. D. опять в этом классе: В. D. cпрашивал, я говорила то ли санитарке, то ли уборщице, что мой подопечный спрашивает то-то и то-то и переводила, потом стала задавать и собственные вопросы. Мы узнали, что в этом помещении уже давно планировался ремонт, а теперь наконец до ремонта дошли и руки и деньги и что в этой связи и вынесли всю мебель. Помню, что один вопрос мы задали одновременно в один голос, В. D. на французском, а я, не переводя его, на русском: Куда вынесли мебель.
То ли санитарка клиники, то ли уборщица нам ответила, что её рассовали по всем этажам клиники, туда, где было место и таким образом, чтобы она не мешала ни лечебному процессу клиентов клиники, ни работе медперсонала.
Нас ждало такси, и мы должны были покинуть здание.
Начиная со следующего дня, мы дня 3 каждую свободную минуту как ненормальные бегали вниз-вверх по этажам в поиске ящичков столов, а точнее, в поиске скоросшивателей. Мы именно бегали, а не ездили на лифте, потому что на следующий день узнали, что некоторую из убранной мебели поставили на лестничных площадках между этажами. Мы добегали по несколько раз в день и до самых верхних, и до самых нижних этажей клиники, и до подвальных помещений.
Мы нашли один стол, соседний с нашим и один из скоросшивателей. Не помню, что с ним стало, то ли В. D. его взял, то ли мы его там оставили. Не помню, потому что мне в первый год после этого события снились сны, связанные с ним. И в одних снах мы его там оставили, а в других В. D. его взял. Был октябрь 1991 года.
Мы встречались с В. D. летом 2003 года, в Тулузе. Просидели, проговорили часа 3 в одном из ресторанов de la Place du capitole. В. D. невесело рассказывал о своей личной жизни: у него росла дочь и были проблемы с его не очень тёплой женой. Разводиться ему не хотелось, изменять ей тоже не хотелось, а жить безрадостно не знал, как. Я рассказывала о том, что в марте похоронила маму, что живу у французской переводчицы Пильняка Dany Savelli, которая сбежала от моих слёз по моей маме к своей маме в Версаль на две недели, дав мне на это время поручение, в русских текстах - заданиях для её будущих студентов в университете отметить глаголы Perfectiv-Imperfectiv. Про его занятия в клинике Фёдорова и про скоросшиватели мы ни разу не вспомнили, равно как и про Россию и СССР в целом. Просто выслушали друг друга, дав друг другу несколько советов.
В один из дней, когда мы всё ещё время от времени бегали в перерыве между операциями по этажам в поисках скоросшивателей, во время нашего с В. D. обеда в столовой клиники ко мне из медсестринской комнаты подошла одна из медсестёр и сказала, что меня просит к телефону моя начальница Наталья Борисовна. Сразу поняла, что там, в отделе, наконец внимательней прочитали документ "Лечение глаз" и выяснили, что работаю я отнюдь не с незрячими, а с вполне зрячим и преуспевающим молодым хирургом.
- Паулина (Когда начальство хотело показать мне, что оно мной недовольно, меня звали Паулина, в отличие от ежедневного - Полина. Оно, моё начальство, конечно же не догадывалось, что мне моё имя Паулина очень нравилось), а почему Вы нам сразу не сказали, что Вы работаете не с глазными больными, а с хирургом?
- Наталья Борисовна, да я даже и не знала, что Вы этого не знаете.
Некоторое время в трубке тишина.
Затем:
- Паулина, Вы ведь понимаете, что это очень ответственная работа и что её может хорошо выполнить только гид-переводчик первой категории. Ведь опыта устного перевода со специфичной лексикой у Вас ещё не так много.
(После путча и других событий франкоговорящие туристы не очень-то валят в нашу страну, и гиды просто сидят в группах без работы или занамаются самообразованием под присмотром нашей начальницы. И я конечно же мысленно соглашаюсь с невысказанной мыслью Натальи Борисовны, что бесплатно и вкусно попитаться целых два месяца в условиях уже пустой и голодной Москвы более достойно гиду-переводчику первой категории, чем мне, не так давно получившей вторую. И меня начинает разбирать смех.)
- Паулина, Вы должны прямо сейчас сказать Вашему подопечному, что с завтрашнего дня Вы с ним больше не работаете, что Вас заменит более опытный переводчик первой категории.
- Хорошо, Наталья Борисовна, как скажете.
Иду на своё место за столом и сообщаю новость В. D. В. D. недовольно вскакивает с места, говорит, что несогласен, что я его вполне устраиваю. Спрашивает, говорит ли моя Наталья Борисовна по-французски. Отвечаю, что да, что она была когда-то гидом-переводчиком первой категории. Уговариваю его согласиться на переводчика первой категории, говорю, что у нас категории просто так не дают. В ответ на мои уговоры он спрашивает, неужели же я действительно в условиях голодной Москвы согласна уступить своё место другому переводчику. Просит, может ли он сам поговорить с Натальей Борисовной. Мы идём в сестринскую. Я набираю номер. После разговора с ней, В. D. ещё раз передаёт трубку мне.
- Паулина, эту неделю Вы ещё дорабатываете с Вашим подопечным, а в конце следующей недели Вас несколько раз придёт прослушать кто-либо из наших гидов-переводчиков первой категории. Если Вы не удовлетворяете нормам устного специального перевода, Вас заменят. Передайте это сейчас Вашему подопечному.
На своих местах за столом мы молча доедаем наш вкусный, но выстывший обед. Вдруг В. D. радостно говорит, что он придумал, что у него идея. И тут же выкладывает мне свою идею. Она звучала примерно так:
-Pauline, у меня с собой много, очень много книг по хирургии глаза. Вечерами после нашего ужина в гостинице я поднимаюсь в свой номер и несколько часов занимаюсь. Если Вы прочтёте хотя бы одну или две из моих книг, Вы заткнёте за пояс любого из проверяющих.
- Хорошо В., дайте мне одну из Ваших книг на несколько дней.
- Pauline, я за эти книги очень дорого заплатил, я не могу ни одну книгу дать Вам для чтения дома. Но после ужина Вы можете подняться ко мне в номер, и мы можем часа два читать в моём номере, Вы свою, а я свою книгу.
- В., я имею право подниматься в номер к туристу, только если турист заболел или с ним какое-то ЧП, например, если его обворовали.
- В. смеётся: Pauline, ведь это же смешно, Вы мне неделю назад за обедом рассказывали, что я - Ваша последняя работа в Интуристе, что Вы знаете день, когда Вас вызовут к начальству и вручат письмо о Вашем сокращении из Интуриста в связи с уменьшением числа туристов.
- (Я смеюсь) B., а Вы мне несколько дней назад за обедом рассказывали, что как только Вы оказываетесь в своём номере, Вам через каждые 5-10 минут звонят проститутки, которые говорят без акцента на любых языках и на любые темы, от античности до математики, языкознания, поэзии, политики и микрохирургии глаза, и что Вам кажется, что Вам звонит весь цвет Академии Наук СССР, и что Вы бы не прочь хотя бы раз, да боитесь спида, потому что спид и хирургия несовместимы.
После ужина поднимаюсь с В. D. в его номер. На кровати, находящейся почти у окна, и на столе, находящемся почти у двери номера, разложены книги. Он даёт мне одну из книг, лежащих на его кровати, я усаживаюсь на стул, и его кровать служит опорой для этой книги. Он садится к столу, к уже раскрытой книге.
Через несколько минут в номере раздаётся телефонный звонок (телефон в номере на столе). Звонит проститутка. В. D. ей тихо говорит одно какое-то слово и кладёт трубку. Время от времени звонки повторяются. Время от времени каждый из нас на своём месте издаёт короткий смешок и опять углубляется в книгу. Время от времени В. D. произносит: Pauline, если бы Вы знали, они и представить себе не могут, чем мы здесь занимаемся.
Так мы занимаемся каждый рабочий день до середины следующей недели. Я никаких записей при чтении не делаю, по принципу, что запомнила, то и со мной.
На следующий день после моего первого пребывания в номере В. D. заказанное мною накануне вечером такси прибыло к гостинице не к 8:10 утра, а с большим опозданием. Разбираться в ресепшене было уже некогда, таксист же утверждал, что я так заказала.
Вечером до ужина заказала в ресепшене такси на следующее утро и одновременно выяснила для себя, что предыдущая моя запись кажется мне стёртой и исправленной. После чтения в номере у В. D. во второй вечер посмотрела свою запись на следующее утро и пошла домой. Такси опять пришло с опозданием. В ресепшене мне сказали, что я так заказала и показали мою запись. Только мне она показалась исправленной, работники ресепшена никаких исправлений не видели или не хотели видеть.
В. D. начинал нервничать. Но когда такси на третий день вновь пришло с опозданием, В. D. вдруг начал смеяться и сказал, что это месть проституток. Я стала заказывать такси к 7:45 утра, и оно приходило к 8 или к 8:10.
К середине следующей недели сказала В. D., что моё занятие с ним пора прекращать. Что раз никто не пришёл меня прослушивать, то уже и не придёт.
К этому времени оформилось моё желание выехать на ПМЖ в Германию. Когда видела толпы бомжей и попрошаек, и людей, разговаривающих вслух с самими собой, волосы вставали дыбом и думала, ведь этого же не было, как же это появилось. Но настоящий голод зимы 92-ого и зимы 93-его были ещё впереди, как и бандитизм.
С В. D. проработала до конца его курса. В какой-то из последних дней он дал мне номер телефона своего отца и двух клиник во Франции, где он работал.
Это была моя последняя работа перед увольнением из Интуриста. В документах, которые я тогда получила от начальницы своей французской группы в графе "Цель приезда" значилось: "Лечение глаз".
Дело в том, что я часто работала с автобусом незрячих семей из Канады. Мне просто ставили такие группы всегда, когда они приезжали. Сначала мне их ставили, потому что я не хотела подлизываться к начальству и ничего не делала для того, чтобы получать группы туристов с кошельками или приезжающими не для путешествий, а просто на отдых в Крым, Сочи.... Потом мне их стали ставить, потому что они просили специально меня. Когда я их спрашивала, почему они меня попросили, они говорили, что я им подхожу, так как я терпеливая.
Часто приезжали одни и те же глазные больные; организатором туров была одна семья по фамилии Blanchet: он - Gervais, она - Thérèse, у них было двое детей: девочка Gail и почти слепой маленький мальчик, ещё не ходивший в школу, которого зовут Jonathan. (Недавно нашла среди своих бумаг нашу с ним общую фотографию при выходе из медицинского кабинета.) C Thérèse я переписываюсь до сих пор (представляете, со второй половины 80-ых годов 20 века и до сих пор). Всё знаю о её детях, об их взрослых жизнях и о ней.
Ношу сшитые ею и присланные мне в подарок антиковидные маски
Глазные болезни и слепота во франкоговорящей части Канады передаются по наследству, так как там исторически браки происходят между очень близкими родственниками (они не хотят смешиваться с англоговорящими). Вот и Gervais и Thérèse были двоюродными братом и сестрой.
Больные мне рассказывали, что лечение существовало (тогда) только в США и в СССР. В США делали операции, иногда с плохим концом для мозгов, поэтому выбирали СССР, где лечили без хирургических вмешательств.
Gervais совсем не подходил Thérèse, был очень грубым, резким, и я всё время про себя удивлялась, как она может с ним быть. В 2017-ом году получила от неё письмо, что они полюбовно разошлись.
У других гидов, моих коллег, такие группы вызывали неудовольсвие, неприятие, раздражение сразу по нескольким причинам: ты экскурсовод, и не знаешь, для чего тебя к ним приставили. Едешь по Москве, а они же ничего не видят. После работы в медицинских учреждениях Москвы, когда с каждым больным большого автобуса (Икарус 43 места) надо войти к врачу, перевести всё, что сказал врач, и всё, что ответил больной, пойти на медицинские процедуры с каждым незрячим, потом ездить со всем автобусом по аптекам и покупать лекарства и витамины, после всего этого рабочего дня надо ещё вечерами переводить на французский для самих незрячих и их канадских врачей немыслимые почерки московских врачей в историях болезни и карточках больных. А ещё мои коллеги спрашивали меня: Как ты их понимаешь, у них же каша во рту (потому что они говорят с английским произношением, а я, конечно, английский не знаю).
Но это так, лирическое отступление. И оно здесь присутствует только потому, что в документах, которые я получила от начальства в сентябре 1991 года (после группы с путешествием в Сибирь во время путча, когда меня хотели арестовать), как цель приезда значилось: Лечение глаз. Поэтому не вдаваясь в подробности, начальство дало эти документы мне.
Документы эти касались однако же не больных, прибывших на лечение глаз, а одного молодого, подающего надежды французского хирурга-офтальмолога по имени B. D., заплатившего огромную сумму денег для того, чтобы пройти более чем 2-ух месячный курс обучения лично у Фёдорова в его московской клинике микрохирургии глаза сразу после прохождения подобного курса обучения лично у какого-то известного американского хирурга-офтальмолога.
Фёдоров - первый капиталист СССР, скупивший к тому времени все деревни вокруг Москвы ради организации здорового вкусного питания в своей клинике и ради свиных глазок (Они поразительно схожи с человеческими глазами по строению и на них студенты Фёдорова тренировались делать операции. Они, свиные глазки, прибывали в клинику к Фёдорову с немецкой пунктульностью каждое утро замороженными. Я из любопытства несколько раз тоже пробовала их надрезать и разрезать, сидя между Фёдоровым или его ассистенткой и B. D. и осуществляя одновременно перевод урока). Фёдоров - первый капиталист СССР, над женой которого словесно издевалось всё Московское отделение ВАО Интурист, перемывали ей косточки со второй половины 80-ых из-за того что она, известный в Москве акушер-гинеколог, вдруг ради денег перешла на работу в клинику глазных болезней на ставку простой медсестры (другие говорили уборщицы), но эти ставки были намного выше, чем ставки врачей в СССР.
Так вот. Работаю я с B. D. день, два, неделю, больше недели, две недели. Каждое утро прихожу к 7:30 в гостиницу Белград 1 (два здания гостиницы Белград напротив МИДа). Заказанное мною накануне вечером такси увозит нас в 8:10 в клинику Фёдорова и привозит нас после 18 часов в гостиницу.
В Москве в продовольственных магазинах - шаром покати. А то, что вдруг выбрасывают на прилавок, через каждые несколько дней или часов увеличивается в цене. У Фёдорова - лучшая столовая. Как ресторан.
За такси, за свои завтрак и ужин и за завтрак и ужин B. D. в Белграде 1 расплачиваюсь, как и положено гиду-переводчику Интуриста, чеками из отштампованных мною за день до приезда B. D. в бухгалтерии Интуриста чековых книжек. Обед на двоих в клинике - студента курса и его переводчика - входит в цену контракта, подписанного B. D. Каждый день, помимо уроков и тренировок на свиных глазках, присутствую с B. D. в операционных залах на операциях.
Первый день B. D. только смотрит, ему объясняют, я перевожу. Потом он оперирует и сам. В первый день он меня спросил, предупредили ли меня хирурги, что мне может стать во время нахождения в операционном зале плохо. Ответила, что нет. После первго дня операций обрадовалась, что всё обошлось без проблем. Плохо мне в ОП стало через несколько дней присутствия на операциях. Помню как меня откачивали.
В первый день при переодевании в стерильную одежду за несколько минут до начала ОП B. D. замечает, что я человек с комплексами, подшучивает надо мной. Удивляюсь, не знала, что одежда хирургического персонала всегда неглаженая, чтобы не было лишних микробов. Не могу отойти от зеркала: мне не нравится хирургический колпак на моей голове, мне не нравится моё лицо с этим колпаком. B. D. смеётся. Он заикается. Иногда больше, иногда меньше. Через несколько дней во время обеда узнаю от него причину его заикания. Постепенно, не спрашивая, узнаю о его личной жизни. Что у него есть во Франции женщина, на которой он хочет жениться. Его ровесница. Что он её любит. Что его смущает только тот факт, что она как женщина - человек не очень тёплый.
Далее последовало два памятных события, которые разворачивались последовательно одно за другим.
В один из дней B. D. рассказал мне, что Фёдоров его финансово обманул. В цену контракта, который он подписал, входила и цена полного комплекта хирургических инструментов из золота. Когда он спросил в клинике, где эти инструменты, то, по его словам, ему предложили их купить. Разбираться в кабинет к Фёдорову B. D. пошёл без меня. Сказал, что будет с ним говорить по-английски.
Когда B. D. вернулся из кабинета Фёдорова, то только сказал, что Фёдорову он отомстит за такую несправедливость. Я была с ним абсолютно согласна в том, что это большая несправедливось и что справедливость надо восстанавливать. В Фёдорове я видела капиталиста номер один, есть в его столовой мне очень даже нравилось, но сама я была за справедливость, суть которой для меня выражалась так: социализм плюс свобода личности.
Что у Фёдорова нет одной ноги, я не заметила. Об этом мне как-то раз сообщил B. D. Об этом в Москве не говорили, зато говорили, что он любимец женщин.
На следующее утро мы, как и раньше, пришли в помещение, предназначенное для учебных занятий. По углам класса на этажерках, как и раньше, стояли для продажи методические пособия с новейшими изысканиями, проделанными в клинике микрохирургии глаза за последнее время и их результатами. Это были внушительные по размерам очень красивые скоросшиватели. Рядом с каждым скоросшивателем красовалась цена. B. D. снимал скоросшиватель за скоросшивателем и клал их на стол, за которым мы обычно сидели на занятиях.
(На занятия мы обычно приходили первыми. Потом, минут через 10 после нас появлялось 2-3 студента из не припомню сейчас каких стран со своим переводчиком.)
После того, как в то памятное утро B. D. снял с этажерок 3 или 4 скоросшивателя и положил их передо мной на стол, он сказал, что хочет их у Фёдорова украсть. Не помню, что я подумала, но помню, что сказала, посмотрев на часы, что скоро сюда войдут. B. D. спросил скорее себя, чем меня, куда их спрятать. Пока я у дверей с тревогой прислушивалась к голосам и шагам в коридоре, B. D. стал их деловито засовывать в ящики большого письменного стола, за которым мы обычно сидели во время занятий, а также другого соседнего стола. Во время занятия, мы кроме самого занятия, ни о чём больше не думали.
Заглянули в класс вечером, после трудового дня, до того, как выйти из здания. Скоросшиватели мирно лежали в ящичках стола, куда B. D. их засунул. В. D. удивился, что пропажи не хватились. Спросил скорее себя, как он их доставит в гостиницу. Я сказала, что можно по-одному скоросшивателю (classeur) втечение нескольких дней. Он возразил, что если в ближайшие дни хватятся, то по отпечаткам пальцев сразу узнают, что это он.
Не помню, что я лично думала и отвечала, помню, что В. D. боялся также и таксиста, и одновременно того, что в его комнате в Белграде 1 могут произвести обыск.
Мы молча вышли из класса и из здания без скоросшивателей.
На следующий день в клинике нам почему-то дали для занятий другой класс, на другом этаже этого огромного здания. Заметила беспокойство на лице В. D. Мне тоже было любопытно, почему нам изменили помещение для утренних занятий. До обеда в столовой клиники думать об этом было некогда. Думали и гадали об этом во время обеда. Додумались только до того, чтобы вечером после трудового дня пойти в прежний класс так сказать, на разведку. Если кто спросит, почему мы здесь, ответить, что кто-то из нас здесь накануне что-то забыл. (Теперь не помню, ни то, что кто-то из нас должен был забыть в прежнем классе накануне, ни того из нас, кто по уговору должен был это что-то забыть.)
Прежний класс был пуст. Абсолютно пуст. Без этажерок по углам. Без столов и их ящичков. Без экрана и преподавательского пульта. И без людей. Мы, растерянные, несколько раз покидали и опять возвращались в этот наш прежний класс, включали и выключали свет. Время от времени ловила себя на мысли, что родилась в 1953 году, а сейчас на дворе 1991-ый, что B. D. младше меня, что я поэтому должна была бы быть мудрее его и отговорить его от кражи, и что это пока ещё моя страна, хоть и рассыпающаяся, и что B. D. в моей стране, и что поэтому я вообще-то должна была им руководить, но что при всём при этом я пошла у него на поводу.
Послышались чьи-то шаги. Это была то ли санитарка клиники, то ли уборщица. Оказалось, что она должна была просто убедиться, что помещение уже пусто и доложить об этом вышестоящему начальству. Мы как-то сразу вышли из нашей оторопи и принялись её расспрашивать, с какой целью из класса всё вынесли, будут ли когда-нибудь занятия у В. D. опять в этом классе: В. D. cпрашивал, я говорила то ли санитарке, то ли уборщице, что мой подопечный спрашивает то-то и то-то и переводила, потом стала задавать и собственные вопросы. Мы узнали, что в этом помещении уже давно планировался ремонт, а теперь наконец до ремонта дошли и руки и деньги и что в этой связи и вынесли всю мебель. Помню, что один вопрос мы задали одновременно в один голос, В. D. на французском, а я, не переводя его, на русском: Куда вынесли мебель.
То ли санитарка клиники, то ли уборщица нам ответила, что её рассовали по всем этажам клиники, туда, где было место и таким образом, чтобы она не мешала ни лечебному процессу клиентов клиники, ни работе медперсонала.
Нас ждало такси, и мы должны были покинуть здание.
Начиная со следующего дня, мы дня 3 каждую свободную минуту как ненормальные бегали вниз-вверх по этажам в поиске ящичков столов, а точнее, в поиске скоросшивателей. Мы именно бегали, а не ездили на лифте, потому что на следующий день узнали, что некоторую из убранной мебели поставили на лестничных площадках между этажами. Мы добегали по несколько раз в день и до самых верхних, и до самых нижних этажей клиники, и до подвальных помещений.
Мы нашли один стол, соседний с нашим и один из скоросшивателей. Не помню, что с ним стало, то ли В. D. его взял, то ли мы его там оставили. Не помню, потому что мне в первый год после этого события снились сны, связанные с ним. И в одних снах мы его там оставили, а в других В. D. его взял. Был октябрь 1991 года.
Мы встречались с В. D. летом 2003 года, в Тулузе. Просидели, проговорили часа 3 в одном из ресторанов de la Place du capitole. В. D. невесело рассказывал о своей личной жизни: у него росла дочь и были проблемы с его не очень тёплой женой. Разводиться ему не хотелось, изменять ей тоже не хотелось, а жить безрадостно не знал, как. Я рассказывала о том, что в марте похоронила маму, что живу у французской переводчицы Пильняка Dany Savelli, которая сбежала от моих слёз по моей маме к своей маме в Версаль на две недели, дав мне на это время поручение, в русских текстах - заданиях для её будущих студентов в университете отметить глаголы Perfectiv-Imperfectiv. Про его занятия в клинике Фёдорова и про скоросшиватели мы ни разу не вспомнили, равно как и про Россию и СССР в целом. Просто выслушали друг друга, дав друг другу несколько советов.
В один из дней, когда мы всё ещё время от времени бегали в перерыве между операциями по этажам в поисках скоросшивателей, во время нашего с В. D. обеда в столовой клиники ко мне из медсестринской комнаты подошла одна из медсестёр и сказала, что меня просит к телефону моя начальница Наталья Борисовна. Сразу поняла, что там, в отделе, наконец внимательней прочитали документ "Лечение глаз" и выяснили, что работаю я отнюдь не с незрячими, а с вполне зрячим и преуспевающим молодым хирургом.
- Паулина (Когда начальство хотело показать мне, что оно мной недовольно, меня звали Паулина, в отличие от ежедневного - Полина. Оно, моё начальство, конечно же не догадывалось, что мне моё имя Паулина очень нравилось), а почему Вы нам сразу не сказали, что Вы работаете не с глазными больными, а с хирургом?
- Наталья Борисовна, да я даже и не знала, что Вы этого не знаете.
Некоторое время в трубке тишина.
Затем:
- Паулина, Вы ведь понимаете, что это очень ответственная работа и что её может хорошо выполнить только гид-переводчик первой категории. Ведь опыта устного перевода со специфичной лексикой у Вас ещё не так много.
(После путча и других событий франкоговорящие туристы не очень-то валят в нашу страну, и гиды просто сидят в группах без работы или занамаются самообразованием под присмотром нашей начальницы. И я конечно же мысленно соглашаюсь с невысказанной мыслью Натальи Борисовны, что бесплатно и вкусно попитаться целых два месяца в условиях уже пустой и голодной Москвы более достойно гиду-переводчику первой категории, чем мне, не так давно получившей вторую. И меня начинает разбирать смех.)
- Паулина, Вы должны прямо сейчас сказать Вашему подопечному, что с завтрашнего дня Вы с ним больше не работаете, что Вас заменит более опытный переводчик первой категории.
- Хорошо, Наталья Борисовна, как скажете.
Иду на своё место за столом и сообщаю новость В. D. В. D. недовольно вскакивает с места, говорит, что несогласен, что я его вполне устраиваю. Спрашивает, говорит ли моя Наталья Борисовна по-французски. Отвечаю, что да, что она была когда-то гидом-переводчиком первой категории. Уговариваю его согласиться на переводчика первой категории, говорю, что у нас категории просто так не дают. В ответ на мои уговоры он спрашивает, неужели же я действительно в условиях голодной Москвы согласна уступить своё место другому переводчику. Просит, может ли он сам поговорить с Натальей Борисовной. Мы идём в сестринскую. Я набираю номер. После разговора с ней, В. D. ещё раз передаёт трубку мне.
- Паулина, эту неделю Вы ещё дорабатываете с Вашим подопечным, а в конце следующей недели Вас несколько раз придёт прослушать кто-либо из наших гидов-переводчиков первой категории. Если Вы не удовлетворяете нормам устного специального перевода, Вас заменят. Передайте это сейчас Вашему подопечному.
На своих местах за столом мы молча доедаем наш вкусный, но выстывший обед. Вдруг В. D. радостно говорит, что он придумал, что у него идея. И тут же выкладывает мне свою идею. Она звучала примерно так:
-Pauline, у меня с собой много, очень много книг по хирургии глаза. Вечерами после нашего ужина в гостинице я поднимаюсь в свой номер и несколько часов занимаюсь. Если Вы прочтёте хотя бы одну или две из моих книг, Вы заткнёте за пояс любого из проверяющих.
- Хорошо В., дайте мне одну из Ваших книг на несколько дней.
- Pauline, я за эти книги очень дорого заплатил, я не могу ни одну книгу дать Вам для чтения дома. Но после ужина Вы можете подняться ко мне в номер, и мы можем часа два читать в моём номере, Вы свою, а я свою книгу.
- В., я имею право подниматься в номер к туристу, только если турист заболел или с ним какое-то ЧП, например, если его обворовали.
- В. смеётся: Pauline, ведь это же смешно, Вы мне неделю назад за обедом рассказывали, что я - Ваша последняя работа в Интуристе, что Вы знаете день, когда Вас вызовут к начальству и вручат письмо о Вашем сокращении из Интуриста в связи с уменьшением числа туристов.
- (Я смеюсь) B., а Вы мне несколько дней назад за обедом рассказывали, что как только Вы оказываетесь в своём номере, Вам через каждые 5-10 минут звонят проститутки, которые говорят без акцента на любых языках и на любые темы, от античности до математики, языкознания, поэзии, политики и микрохирургии глаза, и что Вам кажется, что Вам звонит весь цвет Академии Наук СССР, и что Вы бы не прочь хотя бы раз, да боитесь спида, потому что спид и хирургия несовместимы.
После ужина поднимаюсь с В. D. в его номер. На кровати, находящейся почти у окна, и на столе, находящемся почти у двери номера, разложены книги. Он даёт мне одну из книг, лежащих на его кровати, я усаживаюсь на стул, и его кровать служит опорой для этой книги. Он садится к столу, к уже раскрытой книге.
Через несколько минут в номере раздаётся телефонный звонок (телефон в номере на столе). Звонит проститутка. В. D. ей тихо говорит одно какое-то слово и кладёт трубку. Время от времени звонки повторяются. Время от времени каждый из нас на своём месте издаёт короткий смешок и опять углубляется в книгу. Время от времени В. D. произносит: Pauline, если бы Вы знали, они и представить себе не могут, чем мы здесь занимаемся.
Так мы занимаемся каждый рабочий день до середины следующей недели. Я никаких записей при чтении не делаю, по принципу, что запомнила, то и со мной.
На следующий день после моего первого пребывания в номере В. D. заказанное мною накануне вечером такси прибыло к гостинице не к 8:10 утра, а с большим опозданием. Разбираться в ресепшене было уже некогда, таксист же утверждал, что я так заказала.
Вечером до ужина заказала в ресепшене такси на следующее утро и одновременно выяснила для себя, что предыдущая моя запись кажется мне стёртой и исправленной. После чтения в номере у В. D. во второй вечер посмотрела свою запись на следующее утро и пошла домой. Такси опять пришло с опозданием. В ресепшене мне сказали, что я так заказала и показали мою запись. Только мне она показалась исправленной, работники ресепшена никаких исправлений не видели или не хотели видеть.
В. D. начинал нервничать. Но когда такси на третий день вновь пришло с опозданием, В. D. вдруг начал смеяться и сказал, что это месть проституток. Я стала заказывать такси к 7:45 утра, и оно приходило к 8 или к 8:10.
К середине следующей недели сказала В. D., что моё занятие с ним пора прекращать. Что раз никто не пришёл меня прослушивать, то уже и не придёт.
К этому времени оформилось моё желание выехать на ПМЖ в Германию. Когда видела толпы бомжей и попрошаек, и людей, разговаривающих вслух с самими собой, волосы вставали дыбом и думала, ведь этого же не было, как же это появилось. Но настоящий голод зимы 92-ого и зимы 93-его были ещё впереди, как и бандитизм.
С В. D. проработала до конца его курса. В какой-то из последних дней он дал мне номер телефона своего отца и двух клиник во Франции, где он работал.
-
selena
- Постоянный участник
- Сообщения: 1707
- Зарегистрирован: 22 сен 2011, 00:03
- Благодарил (а): 4304 раза
- Поблагодарили: 3600 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Генеалогия не отпускает. Особенно интересно читать документы. Вроде отложен за ненадобностью Familienbuch von Queckborn. Нашла там своих во всех поколениях и всё. А тут пришла в голову мысль: был на родине предков Андрей Андреевич Шмидт в 1909г., в 1911 к Рождеству писал в Queckborn поздравления и приглашал в Балаково на юбилей своего Торгового дома, а летом следующего года вдруг умер.
Но в семейном альбоме сохранились снимки красивого крепкого парня, приезжавшего в гости к его сыну Вольдемару где-то в конце 20-х годов из Германии. Уже, правда, не в Балаково на Волге, а в Москву. Дай, думаю, проверю подходящих по возрасту молодых людей из семьи бургомистра деревни Queckborn Хайнриха Шмидта, у которого гостил его полный тёзка, наш Андрей Андреевич. И нахожу, что был у сына бургомистра сын Karl Schmidt с 1908 года, а у дочери сыновья Richard Görnert с 1905 г. и Rudolf Görnert-с 1912. Младший мал был в 20-е, а вот первые два подходят по возрасту. Скорее даже Карл.
Но не это главное: Карл погиб в России в 1944г, видимо, под Рязанью (Rosan), а Рудольф пропал без вести под Сталинградом в январе 1943г. Вот как трагически закончился для них визит в Россию...
Для кого-то второй, совсем не похожий на первый. И как же судьба жёстко всё перемешивает.
Но в семейном альбоме сохранились снимки красивого крепкого парня, приезжавшего в гости к его сыну Вольдемару где-то в конце 20-х годов из Германии. Уже, правда, не в Балаково на Волге, а в Москву. Дай, думаю, проверю подходящих по возрасту молодых людей из семьи бургомистра деревни Queckborn Хайнриха Шмидта, у которого гостил его полный тёзка, наш Андрей Андреевич. И нахожу, что был у сына бургомистра сын Karl Schmidt с 1908 года, а у дочери сыновья Richard Görnert с 1905 г. и Rudolf Görnert-с 1912. Младший мал был в 20-е, а вот первые два подходят по возрасту. Скорее даже Карл.
Но не это главное: Карл погиб в России в 1944г, видимо, под Рязанью (Rosan), а Рудольф пропал без вести под Сталинградом в январе 1943г. Вот как трагически закончился для них визит в Россию...
Для кого-то второй, совсем не похожий на первый. И как же судьба жёстко всё перемешивает.
-
vikmai
- Постоянный участник
- Сообщения: 550
- Зарегистрирован: 09 янв 2011, 19:17
- Благодарил (а): 378 раз
- Поблагодарили: 2420 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Несбывшаяся мечта
Эти два документа попали ко мне в тот период, когда я составлял родословную, от Майер Е.Д.(дев. Ендерс). Со временем у меня скопилось много документов, фотографий, хранить которые в папках, альбомах не очень удобно. Поэтому, мои близкие настаивают, чтобы я избавился от бумажных форматов. Пересматривая бумаги мне захотелось эти два интересных документа, выставить на форуме, где ни-будь в школьной теме, но ничего подходящего не нашёл. И остановился в этой теме.
Когда я рассмотрел эти два свидетельства, спросил тетю, почему при таких хороших оценках она не продолжила образование. На что она мне ответила – у меня была мечта поступить после окончания школы в педагогический техникум. Но финансовые возможности были ограничены. Жили без отца, в семье было трое детей. Старшая дочь уже училась. Двоих мама не потянула бы. Семья едва сводила концы с концами. Ведь в колхозе получили деньги, только в 37 году, когда был хороший урожай. Поэтому решили на семейном совете, что я один год поработаю в колхозе, поднакопим немного денег и на следующий год поеду в Энгельс учится. Но в 41 началась война, депортация, трудармия, спецпоселение…о учебе пришлось забыть. Но вот эти документы я хранила всю жизнь, как память о несбывшейся мечте.
Эти два документа попали ко мне в тот период, когда я составлял родословную, от Майер Е.Д.(дев. Ендерс). Со временем у меня скопилось много документов, фотографий, хранить которые в папках, альбомах не очень удобно. Поэтому, мои близкие настаивают, чтобы я избавился от бумажных форматов. Пересматривая бумаги мне захотелось эти два интересных документа, выставить на форуме, где ни-будь в школьной теме, но ничего подходящего не нашёл. И остановился в этой теме.
Когда я рассмотрел эти два свидетельства, спросил тетю, почему при таких хороших оценках она не продолжила образование. На что она мне ответила – у меня была мечта поступить после окончания школы в педагогический техникум. Но финансовые возможности были ограничены. Жили без отца, в семье было трое детей. Старшая дочь уже училась. Двоих мама не потянула бы. Семья едва сводила концы с концами. Ведь в колхозе получили деньги, только в 37 году, когда был хороший урожай. Поэтому решили на семейном совете, что я один год поработаю в колхозе, поднакопим немного денег и на следующий год поеду в Энгельс учится. Но в 41 началась война, депортация, трудармия, спецпоселение…о учебе пришлось забыть. Но вот эти документы я хранила всю жизнь, как память о несбывшейся мечте.
-
selena
- Постоянный участник
- Сообщения: 1707
- Зарегистрирован: 22 сен 2011, 00:03
- Благодарил (а): 4304 раза
- Поблагодарили: 3600 раз
Борис Баум. Миниатюры.
В День рождения своего любимого дедушки Фридриха Карловича, Дедуни, которого всегда тепло вспоминаю, подумалось о втором деде, незнакомом, расстрелянном в годы революции, Николае Самуиловиче Шмидте-добрейшем безвинном человеке. Ему было тогда всего 38 лет и он совсем недавно стал отцом, женившись на молоденькой девушке. Сын его даже запомнить не успел. И фотографий не осталось. Но мне удалось увидеть его: в архивном деле ФСБ сохранилось маленькое фото, которое мне прислали отзывчивые архивные работники вместе с копиями некоторых листов Дела. Посмотрев в его добрые глаза, я решила обязательно поехать в Самару и прочитать всё от корки до корки, прикоснуться к листам, которых касался он в самые тяжёлые дни своей жизни.
И вот, уже собираясь в обратный путь, заехала я в Саратов, чтобы в городском архиве найти запись о рождении отца в церковной книге. Поселилась в большой современной гостинице "Словения", погуляла по Немецкой улице, а вернувшись, с удивлением обнаружила рядом с высотным зданием отеля старинную арку с огромным изображением Николая - Чудотворца. С изумлением смотрела я на этот знак свыше, на благословение моих поисков и благодарность деда Николая. Оказалось, что старинная арка- это бывшие въездные Святые ворота Крестовоздвиженского женского монастыря, названные Никольскими в честь разрушенного величественного Свято-Никольского храма на его территории, на месте которого теперь стоит гостиница.
Прямо на берегу Волги получила я чудесное послание от деда в виде иконы, помещённой в старинную арку монастырских ворот и освящённой Епископом в 2008 году, за три года до моей с ней случайной, как казалось, встречи. Не зря называют этого святого Чудотворцем, со мной случилось чудо!
И вот, уже собираясь в обратный путь, заехала я в Саратов, чтобы в городском архиве найти запись о рождении отца в церковной книге. Поселилась в большой современной гостинице "Словения", погуляла по Немецкой улице, а вернувшись, с удивлением обнаружила рядом с высотным зданием отеля старинную арку с огромным изображением Николая - Чудотворца. С изумлением смотрела я на этот знак свыше, на благословение моих поисков и благодарность деда Николая. Оказалось, что старинная арка- это бывшие въездные Святые ворота Крестовоздвиженского женского монастыря, названные Никольскими в честь разрушенного величественного Свято-Никольского храма на его территории, на месте которого теперь стоит гостиница.
Прямо на берегу Волги получила я чудесное послание от деда в виде иконы, помещённой в старинную арку монастырских ворот и освящённой Епископом в 2008 году, за три года до моей с ней случайной, как казалось, встречи. Не зря называют этого святого Чудотворцем, со мной случилось чудо!
-
vikmai
- Постоянный участник
- Сообщения: 550
- Зарегистрирован: 09 янв 2011, 19:17
- Благодарил (а): 378 раз
- Поблагодарили: 2420 раз
Борис Баум. Миниатюры.
Лучший друг
Не случайно говорят – «два переезда как один пожар». Многим бывшим жителям Дрейшпица именно это пришлось испытать осенью 1942 года. Люди только стали как-то привыкать к новой жизни, а тут еще одна депортация, которая принесла еще множество трудностей, испытаний, бед.
Основная масса мужчин была уже мобилизована в «трудармию», поэтому
многие в тот период потерялись. Связь между близкими людьми и родственниками на долгие годы распалась.
В основном переселяли семьи молодых женщин с детьми подростками, которых тоже можно было задействовать в рыбном промысле.
В сентябре 42 года из с. Бурлаково так же было отправлено в Салехард несколько семей. Отец рассказывал: узнав, что в число выселяемых попала семья Диль, я расплакался, и просил маму, чтобы она тоже записалась в этот список. Дело в том, что этим летом я, 11летний мальчишка, пас в селе частное стадо коров, а рядом со мной Диль Готфрид колхозных овец. Наши стада паслись рядом. Готфрид был старше меня, но это не помешало нам подружится. В тот период он был единственным человеком, с которым я мог общаться и естественно он стал для меня лучшим другом. Нам было очень голодно, вещи, которые привезли с Поволжья родители уже выменяли на продукты, поэтому с весны мы перешли на подножный корм. Летом мы уже хорошо знали все сибирские травы и корешки, которые шли в пищу. Пригоняя в обед стадо на водопой к озеру, каждый из нас приносил собой охапку травы. Мы садились на берегу и устраивали обед, делясь едой из дома и естественно своими степными находками. Покончив с обедом, шли купаться. Вокруг озера росли густые камыши и высокая осока. Мы ловко вытягивали стебли, так чтобы не обломился кончик, очищали его до мягкого белого наконечника. И эту нежно сладкую на вкус массу на ура съедали. Накупавшись, выбегали на берег бросались на мягкую зеленную траву. Раскинув руки, прищурив глаза, смотрели на яркое солнце. Солнце был еще один атрибут нашей жизни. Мы наравне с ним отрабатывали рабочий день. С восходом мы выгоняли стада, а закатом пригоняли в село.
Согревшись, мы придавались мечтаниям, надеясь, что война скоро кончится, наступит мирная радостная жизнь, и мы снова будем жить «Dacheim im Dreispitz. „ Но не часто нам удавалось полежать на траве. Если овцы мирно паслись, то коровы часто разбегались, особенно когда наступал «бзык « Готфрид всегда помогал мне собрать коров в кучу. А если случалась непогода, мы промокшие укрывались, в кустах прижавшись, друг к другу, пытаясь согреться. Несмотря на все трудности, нам было вместе интересно, мы радовались каждой нашей встрече. И вот теперь пришла новость – Готфрид уезжает. Мне казалось, моя детская душа не перенесет этой разлуки, я не представлял себе как я на огромных сибирских просторах, в глухой деревушке останусь один без друга…
Не случайно говорят – «два переезда как один пожар». Многим бывшим жителям Дрейшпица именно это пришлось испытать осенью 1942 года. Люди только стали как-то привыкать к новой жизни, а тут еще одна депортация, которая принесла еще множество трудностей, испытаний, бед.
Основная масса мужчин была уже мобилизована в «трудармию», поэтому
многие в тот период потерялись. Связь между близкими людьми и родственниками на долгие годы распалась.
В основном переселяли семьи молодых женщин с детьми подростками, которых тоже можно было задействовать в рыбном промысле.
В сентябре 42 года из с. Бурлаково так же было отправлено в Салехард несколько семей. Отец рассказывал: узнав, что в число выселяемых попала семья Диль, я расплакался, и просил маму, чтобы она тоже записалась в этот список. Дело в том, что этим летом я, 11летний мальчишка, пас в селе частное стадо коров, а рядом со мной Диль Готфрид колхозных овец. Наши стада паслись рядом. Готфрид был старше меня, но это не помешало нам подружится. В тот период он был единственным человеком, с которым я мог общаться и естественно он стал для меня лучшим другом. Нам было очень голодно, вещи, которые привезли с Поволжья родители уже выменяли на продукты, поэтому с весны мы перешли на подножный корм. Летом мы уже хорошо знали все сибирские травы и корешки, которые шли в пищу. Пригоняя в обед стадо на водопой к озеру, каждый из нас приносил собой охапку травы. Мы садились на берегу и устраивали обед, делясь едой из дома и естественно своими степными находками. Покончив с обедом, шли купаться. Вокруг озера росли густые камыши и высокая осока. Мы ловко вытягивали стебли, так чтобы не обломился кончик, очищали его до мягкого белого наконечника. И эту нежно сладкую на вкус массу на ура съедали. Накупавшись, выбегали на берег бросались на мягкую зеленную траву. Раскинув руки, прищурив глаза, смотрели на яркое солнце. Солнце был еще один атрибут нашей жизни. Мы наравне с ним отрабатывали рабочий день. С восходом мы выгоняли стада, а закатом пригоняли в село.
Согревшись, мы придавались мечтаниям, надеясь, что война скоро кончится, наступит мирная радостная жизнь, и мы снова будем жить «Dacheim im Dreispitz. „ Но не часто нам удавалось полежать на траве. Если овцы мирно паслись, то коровы часто разбегались, особенно когда наступал «бзык « Готфрид всегда помогал мне собрать коров в кучу. А если случалась непогода, мы промокшие укрывались, в кустах прижавшись, друг к другу, пытаясь согреться. Несмотря на все трудности, нам было вместе интересно, мы радовались каждой нашей встрече. И вот теперь пришла новость – Готфрид уезжает. Мне казалось, моя детская душа не перенесет этой разлуки, я не представлял себе как я на огромных сибирских просторах, в глухой деревушке останусь один без друга…
-
Elena Diesendorf
- Постоянный участник
- Сообщения: 1039
- Зарегистрирован: 25 окт 2015, 23:46
- Благодарил (а): 2143 раза
- Поблагодарили: 1996 раз
