Борис Баум. Миниатюры.

[Баум]

Я, публикую тот материал, который достался мне в наследство от папы, он писал миниатюры.

"Друг, будь счастлив на Родине".
Немецкая тема уже потеряла былую остроту, но она осталась в нашей памяти. Более миллиона казахстанских немцев оказались намертво запутанными в тесном клубке политических разногласий и были вынуждены вернуться на Родину. Германия показала всему миру глубокое уважение к своей Конституции, Государственности, уважения к своим гражданам. Правительство Германии с честью справилась с трудной контрольной по немецкому....

Контрольная по немецкому...
В нашей маленькой восмилетней школе завтра тяжёлый день, наша учительница по немецкому назначила контрольную. По выпавшему снегу бегает ребятня, а старшеклассники готовяться. Учительница молода, но строга! Я делаю вид, что учу, мама печёт блинчики, отец с Аркашей Меленбергом лампами палят кабана. Завтра первая в моей жизни контрольная по немецкому.... Откуда было мне знать, что после армии женюсь на Мильке и перееду из Васильевки в далёкий Дортмунд и каждый выход из дома будет подобен контрольной...

Карих Мария Давыдовна-"Расчет".
Карих М.Д. в 1943г было 14-15лет, работала в колхозе, ограничена в правах, род занятий-трудовая повинность.
Рассказ Карих Марии Давыдовны: "Летом в 1943году я договорилась об обмене пшена на одежду с городскими, место выбрала сама в 5-7км от места работы. После работы взяла телегу и думала быстро туда и назад. Но через 2км сломалось колесо у телеги, то да сё-время прошло, на проверку опоздала, а за это отправляли в лагерь. Я встала на колени под окном, твой отец открыл дверь и сказал:"Иди". Я ушам своим не поверила.
Однажды, у рыбаков выпросила для него большую рыбу-не взял. После войны видела его пару раз, но кто он и кто я? В 1961году пригласила в его в гости с семьёй, но он не смог, умерла его мама. А сегодня иду, а навстречу Вы, вот залучила Вас в гости - хоть так долг отдам."
После войны Мария Давыдовна вышла замуж, у её большая семья. "Прошло время, нас освободили от ярма, но я так и не почувствовала себя человеком и сейчас просыпаюсь в тревоге, что опоздала на проверку. У меня души нет, вся тогда сгорела, не знаю как я могла воспитывать своих детей, когда ударю - плачу!"-говорила она подвигая тарелку, пряча искривленные от трудов пальцы. Это было примерно в 1969-1970гг.

Драка.
"В начале сентября 1947года, я приехал на зерноток пос. А..., издали увидел скопление народа, в основном состоящего из женщин и подростков. Четыре женщины ногами избивали девочку-подростка лет 14, одна из них била черенком метлы. С трудом отбил девочку, вызвал милицию, переписал фамилии хулиганок, девочку отвез в райбольницу, где на вторые сутки она скончалась не приходя в сознание. Я дал задание прокурору, начальнику милиции, председателю суда-разобраться. Шесть свидетелей и четыре избивавшие женщины утверждали; что девочка 14лет, немка Ф..., оскорбила их национальные и патриотические чувства утверждая: что в силу своего возвраста не принимала участие в войне 41-45г.г., не убивала советских людей, не виновна что родилась немкой. Остальные свидетели- немцы, не имеющие гражданства, в связи с чем не могут свидетельствовать.(27чел.)
В целях сохранения единства населения пос. А..., решено было переквалифицировать статью обвинения, как драку по причине личной неприязни немки Ф..., к неизвестному лицу совершившему убийство. Четверых женщин принимавщих участие в драке приговорили к 15 суткам исправительных работ по месту жительства. 15 суток сменяя друг друга милиционеры на току охраняли мир в пос. А.... Это была третья безнаказаная насильственная смерть в этом поселке от рук граждан СССР в 1947году."
(предрайисполкома К.Д.Д.)

Обида. Нелюбинка. .
Меня шестилетним мальчиком привезли в Казахстан, я выжил, как говорила мне мама благодаря заботе бабушек и тому что наше семейство было дружным и большим. На улице я подвергался гонениям, так как в селе нас было мало, понятно как обзывали нас и били, у многих мальчиков , отцы не вернулись с войны. Если власти Германии пригласят нас вернуться на Родину, то наши власти не выпустят. Это понятно как дважды два! Ну если этот фантастический случай произойдет, то я уехал бы на Родину не раздумывая. Обиды есть! Когда нас немцев звали в Россию, то специально оговаривалось, что мы не будем участвовать в политике, а заниматься чисто хозяйственной деятельностью, мы прибывшие сюда честно выполняли эти условия и не принимали участие в войнах, политике, революциях. Россия не выполнила многих условий своего приглашения, благодаря старанию немецкого народа В Поволжье были созданы по европейски очень приличные предприятия
сельскохозяйственного, перерабатывающего и промышленного назначения, в революцию многие из них были уничтожены, разорены, а уцелевшие после революции были национализированы. Во время войны наш народ был огульно обвинен в фашизме и выслан в Казахстан, а имущество было просто украдено у него. Если говорить прямо, то с русским народом нельзя держать договор, история этого народа говорит о том, что договоры этот народ нарушает, а сваливает на постоянно меняющееся государственое устройство, политику. Хочу добавить, что в нашей области больше 40сел имеют процент немецкого населения почти 100%, а школы нет ни одной, я как то заикнулся об этом-сразу прослыл националистом. Как же так? Русский язык учи, ведь ты интернационалист, а немецкий не смей, прослывешь националистом. Моя Родина Германия, мои предки на этой земле работали со времен Екатерины, а я уеду отсюда нищим, будто столько поколений моих предков были бездельниками.
Сентябрь 1992 год

Тетя Эрна.
Тетя Эрна приезжала к нам накануне начала учебного года, я сопровождал ее по магазинам и базарам, сделав за 2-3 дня 6-7 вылазок она покупала зимние вещи и школьные принадлежности, ходить по городу с ней было интересно, она могла остановиться в любом месте и увидеть то, что я не видел, хотя проходил тысячу раз. Однажды, в окне на первом этаже на подоконнике она увидела очень красивое комнатное растение, она бедная потеряла дар речи, мы долго стояли и разглядывали, пока не стали на нас обращать внимание. Об этом случае я вспомнил и рассказал домашним спустя месяц, на следующий день мы с мамой пошли на это место, растение стояло также на подоконнике, но уже отцвело, хозяйка безплатно дала три или четыре отростка, мама вырастила их и торжественно подарила тете Эрне. Простое растение с большими мясистыми листьями толстыми стеблями и множеством голубых цветков среднего размера почему то понравилось ей?. Весной растение расцвело, тетя Эрна 3-4 дня подряд бегала на почту и звонила маме и взахлеб рассказывала о красоте цветков. Это был мамин сюрприз, говорили, что тетя Эрна от счастья обладания этим растением даже прослезились. Однажды, тетя Эрна была на семинаре на ферме в поселке "Оренбургское" Тарановского района и увидела там коров бурой латвийской породы она потеряла покой и сон пока с помощью....... не завладела маленькой телочкой. Корова из нее получилась крупной, а доилась она сливками, как говорила тетя Эрна. Она шла и видела все вокруг, подмечала и запоминала, около сельского магазина она слету завладела красивой безпризорной кошкой-крысоловкой, давно ее выглядывала, а тут прямо в руки пошла, крысы ее сарай обходили стороной, потому что кошек у нее было всегда больше пяти, она говорила приятнее кормить кошку, чем крысу. Она любила животных и знала в них толк. В Германии тете Эрне многое нравилось, кое-что не нравилось, но рядом были любимые ей люди и она смирилась, но коровушек своих она вспоминала часто. Вот и все, что я смог вспомнить о тете Эрне. Тоже не густо.

Викентьевка.
Изрядно выбитая дорога ведет нас к поселку. Справа и слева лежат в развалинах дома, на месте прежних колодцев зияют опасно провалы, все деревяное и железное отсутствует, посреди улицы валяется крыло мотоцикла "Урал" и крышка багажника "Москвича". В переулке четыре парня собирают в развалинах кирпич на продажу. Викентьевка над тобой тот же воздух, вокруг звенящая летним зноем степь, но нет в тебе души.

Вера со столовки.
Верка со столовки имела формы могучие, разбитной язычок и неутомимую жажду любви, у многочисленных кавалеров не возникал вопрос о существовании души у Верки.

Мариновка.
Сразу за Барсуковкой по правую сторону дороги стояло большое село Мариновка, его уже нет. Когда то давно здесь жили люди, растили детей. В тени огромных тополей в летнюю жару бегала многочисленная ребятня. В сараях хрюкали свиньи, на пастбище паслись большие коровы. Я стоял посреди Мариновки один, от пустоты звенело в ушах, глаз не зацепился за что-нибудь живое и опустился к земле - алюминиевое кольцо от гардины лежало в дорожном песке. Все! Мариновка! Все!

Мариновка.
На куче того, что называлось раньше домом лежала железная спинка кровати с ржавыми шариками, оцинкованый умывальник зиял рваными дырами в корпусе и давно утратил свою первоначальную форму. В высоте шумели тополевые листья и далекий самолет чертил свою дорогу в дальние страны.

Кладбище.
Плохо протоптаная дорожка петляла среди холмиков и оканчивалась на хорошо убранной под лопату площадке. Могилка была покрашена и прибрана, в сторонке на двух кирпичах лежала по - немецки аккуратно заточеная штыковая лопата. Полынь и конопля стояли стеной. Справа щерясь в небо ржавыми остриями высокой оградки - могила "Якова" далее прочитать невозможно. Я остановился и начал перебирать всех односельчан с именем "Яков", видно и меня через тридцать лет никто не вспомнит.

Викентьевка.
Под деревьями на новой зеленой траве лежали куски голубой керамической плитки. Я собрал её в ржавое ведро и отнес в кучу. То место зазеленело. Время неизбежно уберет остальное. Давно нет поселка, овцефермы и магазина. Мне до сих пор чудятся голоса моих односельчан переговаривающихся между собой на улице и мою маму идущую с булкой хлеба. Это умрет со мной.

Родина.
Часто я вспоминаю мою Викентьевку, мамину Мариновку и задаю себе вопрос: "Что такое Родина?". У каждого свой вариант ответа и пусть он его считает единственно верным. Но старый Гассельбах из Целиноградской области незадолго до кончины сказал мне о том, что Родина там где прошло твое детство и очень жалел что не посетил в последний раз Родину. Поэтому я стою сейчас здесь, посреди улицы моей опустевшей Викентьевки и вслушиваюсь в тишину моей Родины. Ее не выбирают.
2001год.

Йоська.
В доме через улицу жил мой друг Йоська, утром я подходил к калитке и свистел ему он отзывался мне. Все лето мы проводили вместе. Мы доверяли друг другу самые сокровенные тайны, делились нехитрым мальчишеским добром по - братски. Наши велосипедные прогулки доставляли много беспокойства нашим домашним. Я сейчас стою посреди нашей улицы и хочу свистнуть, чтобы ты отозвался.

Дорога.
На меня несется настоящая дорога с колдобинами и ямами, кидает из стороны в сторону, но мне очень надо. Я смотрел в спутниковую карту на месте моего прежнего дома пустота, но у меня свидание с ним, с кучей того, что было на протяжении тридцати лет было моим домом. Я вспоминаю с какими трудностями мы добирались в Викентьевку из Кустаная, чтобы обнять родных, обмякнуть дома душой, поспать на самой мягкой подушке. И назад в неуют общежитий. Трудная дорога - в воспоминания..

Штанишки.
Папа сегодня пошел на работу в новых штанах, а выстираные старые висели на веревке. Мы с мамой сходили к соседям и попросили швейную машинку. Мама сняла с меня штанишки быстро распорола получилась выкройка, по этой выкройке сшила мне новые штанишки и старые "на свежую нитку". На следующий день Викентьевка была у моих ног, даже перелицованные штанишки были новостью. Если было возможно перелицевать жизнь и пустить в повторный обиход.

Пуговица.
На автобусной станции я нашел зеленую красивую пуговицу. Мама уже дома задала вопрос: "Почему я не нашла, а ты все вечно находишь?". Я ответил: "Я маленький и ближе к земле, вот потому!" Три дня в наказание я просидел дома. А на следующий день Викентьевка опять была у моих ног, на поясе перелицованных штанишек болталась накрепко пришитая мамой зеленая красивая пуговица.

Коляска.
У бабушки в хозяйстве имелась самодельная коляска, все лето я катался на ней представляя себя шофером. Однажды, колесо отвалилось, я перепугался и поставил коляску в укромный уголок. Через три-четыре дня дедушка смастерил мне легкую коляску с удобным сиденьем и настоящим рулем. Мой мариновский дедушка был суров, он сильно любил меня, вникал в мои детские проблемы и по возможности старался их решать. В моем арсенале игрушек появился самодельный кран, бульдозер, самосвал из магазина и еще много чего, но коляска запомнилась на всю жизнь. Вот так, сквозь пальцы, утекает жизнь, как этот мариновский песок с дороги.

Эхо жизни.
Мы желаем лучшей доли своим детям. Я думаю иначе; пусть им встречаются на жизненном пути трудности, пусть им тяжело достается кусок хлеба, но пусть они избегут моральных потерь. Я не пожелал бы врагу моей участи: в Викентьевке и Мариновке остались могилы моих предков, здесь остался мой воздух и вода, мои друзья рассеялись и затерялись. Они не меньше меня переживают большую утерю - потерю Дома.

Я - немец.
Я живу в Германии с 1993года, у меня пятеро детей, восемь внуков и четыре внучки. Я занят работой и семьей, мне не приходится скучать, потому что к этому не располагает жизнь. Но, иногда, раз и озарение и вспоминается сказочное детство. Я не впечатлительный и не позволяю себе окунуться в воспоминания, но на этой земле я умываюсь слезами от воспоминаний. Я прошелся по заросшим травой дорогам разрушеной Викентьевки это мне нужно для ощущения полноты жизни. У меня есть новая Родина, с гордостью я говорю: "Я немец, это моя земля!". Но я помню тебя моя дорогая Викентьевка и с нетерпением жду нового свидания с тобой - когда соскучусь.

Друзья.
Наличие друзей это заслуга обстоятельств, нежели личных качеств человека, но не буду утверждать это уверенно. В фатерлянде за семнадцать лет мы многих похоронили, живые отдалились от живых, мои односельчане стараются отмазаться от моего организаторского пыла, удаляясь от меня легче забывается прошлое - говорят они. Друга я нашел посредине, между бывшей Родиной и настоящей Родиной. Теперь у меня в Казахстане есть две привязанности.

Место.
Только через семь лет мне посчастливилось попасть на место механика. Произошло это на удивление просто, хозяин сквозь грохот чесальной машины крикнул: "Завтра выходи механиком". С первых дней работы на фирме мне понравились три человека; мой хозяин Иоган, инженер Арнольд, механик Отто. Я понял, что жизнь поместит меня среди них, раз сразу мне понравились эти трое, должен же и я понравиться хоть одному из них?

Я написал.
Я написал, мой русско-немецко- викентьевский поправят и, возможно, еще сохранится мой дух, мысли, образы. За все время существования Викентьевки нас родилось чуть больше четырех сотен таких же пацанов, как я. Из них 112 посчастливилось попасть на настоящую Родину. Я живу такой же жизнью, как люди в любом уголке планеты, просто, она иная, потому что я - немец, который вырос в Казахстане и это будет заметно всегда.

Уборка. Викентьевка - Германия.
Душа радуется от работы, когда комбайн не ломается и машины под зерно стоят. Огни фар освещают ночное небо. Комбайн, как огромный зверь пожирает хлеб, оставляя позади себя копешки соломы, а внутри себя зерно. Незаметно течет время, с каждым кругом уменьшается хлебное поле, в кармашке куртки становится больше талонов. Бункер полный, моргаю светом и останавливаюсь под разгрузку. С большим удовольствием работаю на уборке урожая - во сне.

Йоська.
Я набрал номер телефона Йоськи и после взаимных обязательных распросов пригласил его в гости. Он тоже скучает по Викентьевке, по нашей дружбе, но какой то бес внедрил в его голову, что настоящая мужская дружба сурова и немногословна, за последние пятнадцать лет мы впервые наговорились.

Последние часы.
Мы сидим за столом в спортзале школы и пьем чай из самовара, разошлись гости, остались только свои, мы пока все вместе - последние часы - перед расставанием навсегда. Тетя Эльма вспомнила немецкое село на Волге, ее свадьба прошла там в далеком 1934году. Долго говорили о укладе нашей жизни там в Поволжье и в Казахстане, сошлись на том что мы сохранили уклад жизни, но обрели опыт общения с русскими.
Семеновка. 1992год.

Миллер.А.Г
Немцам нет места на этой земле, автономии на Волге не будет. Сталин, чтобы не утруждать себя организацией расселения миллионов эвакуированых кореных граждан России - депортировал немцев. Мы, немцы, обрели горький опыт. Сегодня депортируемся во второй раз.
Кустанайская область. 1993год.

День победы!
Никогда не знаешь где приобретешь, а где потеряешь. На Девятое Мая, вдруг послали в командировку, в места хорошие и мне дружественные, всегда друзья что то организуют интересное, приберегут для меня какую нибудь историю. Выехал рано утром, ГАЗ-69, сколько не дави больше 60 километров в час не идёт. Еле еле к 10 часам успел на место, к каждому столбу прикреплен флаг, деревья празднично побелены, заборы блестят новой краской, дома ухожены. Смотрю по сторонам, где то режут свинью, или просто сидят во дворе на лавочке, в некоторых дворах ни души. На площадке перед конторой пусто, со столба громкоговоритель передает песню Расула Гамзатова "Журавли". Дежурный по совхозу ознакомил меня с планом мероприятий на предмет празднования 9 мая. А сам энергично начал обзванивать свое начальство. Согласно плану в 12-00часов торжественное заседание в совхозном клубе, вот об этом надо было бы написать статью, а добавив цифры и передовиков производства показать совхоз в полной красе. Мнутся мужики что то! Директор хохол вдруг с надрывом говорит: " Ну вы ж поймите 99% населения совхоза немцы, это ж работяги и люди какие хорошие, не могу я их с автоматом гнать на праздник. Всю войну прошёл на своих ногах, ранен был дважды, много раз награжден, но этими ногами собирать их по домам? Не могу! Они немцы и знают какую землю топтали мои сапоги. А их на зиму эшелонами сюда, как скотину. План мероприятий есть, только праздника в немецкой деревне нет!!!". Для меня это было новостью и откровением... На Кустанайщине в селах с преобладанием немецкого населения 9 мая не праздновали, но на бумаге- радостно-шумно.

[Наталия]

Позови меня

Моя книга "История в миниатюрах" о десяти немецких, поволжских колониях и не только вернулась из вёрстки. Она снова в руках корректора (так принято, пока не будут устранены все опечатки, все издержки цифровых технологий).
С ними, двумя, корректором и верстальщиком, у меня давнишний союз. Мы приняли один другого, давно сотрудничаем и понимаем друг друга. Создателю вёрстки и дизайнеру в одном лице, его зовут Михаилом, я сказала при передаче книги: "Миша, принимай, это моя последняя". Он помолчал и говорит: "Нет, Наталия, не последняя, этого не может быть!"
Я отвечать и возражать ему уже не стала. А корректор, большой книголюб, филолог по образованию, ценитель слова, человек очень тонкой натуры, знающий хорошо историю и классическую литературу, русский по национальности, Александр, начал изучать историю поволжских немцев, разбираться в ней, задавая мне разные вопросы, с которыми он сталкивался при корректуре моей книги. И он, независимо от первого, мне тоже говорит: "Я жду следующую. О чём она будет?" А я только улыбаюсь и думаю: "А ведь они правы".
На рабочем столе уже набирается моих размышлений на полкниги, а я как-то и не заметила. Сидение в изоляции не отгородило меня от мира. Просто появилось больше времени для раздумья. А ведь мы, покуда думаем, живём. А я ещё дополню - пока пишу, я живу. Это - то же, что с Кёльнским Собором. Пока он строится, он стоит, живёт, он неприкасаем. Это я услышала, когда побывала в нём в 2011 году. Слова эти так вошли в мою память... И проросли в ней этой фразой. "Пока пишу, я живу".
По ходу жизни родились строки "Позови меня". Это обращение к моей милой, малой родине. Сколько ещё не досказано о ней. О её деревянных домиках с резными наличниками на окнах, с их крылечками, с кустами сирени, благоухающими у дворов. С садиками и скверами, с играющим духовым оркестром в городском саду, созывающим всех вечерами, с синими горами, окаймляющими город с его одной стороны, нагорной. Ооо... Как много тем, как много сюжетов. Все они выстроились в цепочку и ждут, и просят: "Напиши и о нас". Они меня зовут. Как же мне осмелиться и не прислушаться к их просьбе. Никак нельзя. Я иду к вам. Не скорым шагом, но иду. Вот так и родилось название будущей книги - ПОЗОВИ МЕНЯ. А будет ли она? Время покажет.

[nostalgie]

Доброе утро, Наталия!
После долгого перерыва зашла на форум.
Мои, род Шмидт и Гюнтер, не дают мне всё покоя.
Первое, что увидела твои миниатюры. Поражаюсь твоей энергией, жаждой жизни, идти вперёд несмотря ни на что.
Всего тебе самого доброго! Удачи.
Нина

[Наталия]

Семья, мама и папа
Что может быть дороже этого? Всё в жизни каждого человека начинается с семьи. Тебя, родившуюся или родившегося, первой (первым) берёт на руки твоя мама. Её тёплое прикосновение каждый помнит всю свою жизнь. Мама – это нежность, это забота, это понимание всего, что происходит с тобой. Первое слово, которое ты произносишь, тоже МАМА. Папа – защитник семьи, её страж. С ним связывают всегда мужество и стойкость. Они друг друга дополняют. Так задумано и создано Богом. И оно будет вечно.
А все вместе – это семья. Самые тёплые воспоминания связаны с семьёй и родным домом.
И пусть в нашем детстве, в нашем семейном гнезде, было всё очень скромно, но дороже его ничего нет. Я помню каждый его уголочек, каждую вещичку. Некоторые со мной и сейчас. Самое дорогое, что у меня есть. Мы очень много общались между собой. Большой семейный стол на кухне-столовой собирал утром и вечером всю семью. А самыми главными за этим столом были старейшины: дедушка и бабушка. Бабушка сидела у самовара, а дедушка напротив. И у остальных были свои места. За столом шли задушевные беседы. Всё было так достойно и степенно. А после мы оставались с бабушкой вдвоём. Она мыла посуду, а я её перетирала полотенцем. В это время она просвещала меня – я слушала её рассказы по краеведению. Это были мои первые познания по родному краю. Как же это можно забыть? Она мне рассказывала и всё, что с нами случилось в 41-ом. Про выселение и ссылку. Так она это называла. Как нас везли, неизвестно куда, как мы жили в глухой деревне под названием Уртазым. Как мы ждали и надеялись на возвращение назад, домой, к родному очагу.
Мой детский ум всё впитывал и складывал в свою кладовую памяти. Когда пришло время всё осмыслить, всё и вспомнилось.
Об этих великих ценностях можно писать и писать. Они – альфа и омега нашей сути, они – наша опора, наш фундамент, основа наша. Они и часть нашей веры, такой же незыблемой и непоколебимой.

[Наталия]

В дополнение к предыдущему.

Семь Я (Семья)
Уже прочитав это и задумавшись, сколько в этом многовековой мудрости, можно себе представить, как это важно знать историю своего рода (хотя бы до седьмого колена), своего села, города, края, страны.
До революции 1917 года эту мудрость знал каждый. В каждом сословии люди это понимали. Уровень понимания был у всех разный, как разным было и образование, и развитие, но, тем не менее, каждый (и дворянин, и человек из купечества, и крестьянин) это знал.
Когда большевики пришли к власти, то они создали такие условия, что люди боялись говорить о своих предках. А уж если они были из дворян, или были раскулаченные, или были за границей, об этом и пикнуть не могли. Но память на генетическом уровне не истребить. Она всё равно пробьётся, как зелёная травка сквозь асфальт.
Моя бабушка в детстве много рассказывала, зная, что я девочка понятливая и сдержанная, и что я болтать нигде не буду. И она не ошибалась. Я, действительно, была такой. Молчаливой и замкнутой, рано повзрослевшей. А ещё она много рассказывала о своём родном селе, о нашем городе, о жизни тогда, до революции. Я всё впитывала, храня бережно эти рассказы в своей памяти. А что при этом делало государство большевиков? Оно «отменило всю историю страны» до 1917 года.
И что из этого получилось? В тридцатые годы нашлись комсомольцы, которые ломали церкви. Ломали не только в 30-ые годы. Ломали и позже. Когда я была уже студенткой, после 1958 года, разрушили в центре города церковь, которую посещали бабушки и дедушки. Они же её и защищали, не уходя даже ночью. Но противостоять молодым и сильным они не могли. Я тогда была в шоковом состоянии.
Прошло много-много лет. У нас в России, слава Богу, всё возрождается. Повторюсь – на генетическом уровне память остаётся. А потом она претворяется в дела, праведные и достойные. Но так ли везде?
На грабли, теперь уже чужие, наступают «очень демократические, очень цивилизованные». Они рушат памятники, топчут былые ценности, забывают историю, переписывают её, занимаются фальсификацией, хотя есть первоисточники, есть документы, хранящиеся в архивах. Есть, в конце концов, ещё люди, которые это всё помнят. А что ещё? А ещё отказываются от христианских ценностей, заменяют их какими-то сатанинскими, противоречащими человеческой природе фальшивками. Белый расизм заменяют на расизм чёрный. Это на другом континенте. А поближе? И поближе хватает всего. К чему это может привести? К крушению, к исчезновению стран и целых народов. К краху целых цивилизаций.
Если бы каждый задумался над этим, можно было бы многое сделать. Сделать для своей семьи, для своего посёлка, села, города, региона, страны, континента, всей нашей матушки Земли. А пишу я не от того, что мне больше нечем заняться. Я стараюсь делать всё, что могу, чтобы этот процесс саморазрушения упредить и остановить. Чтобы везде развитие шло по Божьим законам. На благо всего живого, а не на его разрушение.

[Наталия]

От чего стареет человек
Наверное, об этом задумывался каждый. Я тоже с некоторого времени. Прочитала попавшееся на глаза стихотворение А. Евтушенко.

Александр Евтушенко

Мы стареем не от старости,
Не от прожитых годов.
Мы стареем от усталости,
От обид и от грехов.

От тоски и обреченности,
От несбывшейся любви,
От житейской безысходности,
Повседневной суеты.

От забот, что только множатся,
От проблем, что не решаются.
Мы стареем раньше возраста,
Ибо души иссушаются.

2005-2006 г.

На первое место поставила бы - от повседневной суеты. И каждый в ней находит себе оправдание. Мол, такова жизнь. Может, и так, когда у человека нет мечты, нет хобби, нет планов ни на дальнюю перспективу, ни на ближнюю, ни на очередной день. Когда его несёт течением, а он это называет жизнью. Грехи и обиды, что одно и то же, есть одна из причин старения. С этим тоже согласна. Обида – самый тяжкий грех, как и зависть. Вторым не обладаю совершенно, первый случается, но ненадолго. Обижаться на родных вообще не могу. На друзей, которые предали и сподличали – ДА. Но тоже недолго. Почему? А потому что я их просто вычёркиваю из списка своих друзей.
Что такое тоска, вообще не понимаю, как и одиночество тоже. Когда ты с Богом, ты не можешь быть одиноким. Когда ты занят любимым делом, какая может быть тоска? Не понимаю людей предпенсионного возраста, которые хором: « Не представляю, как жить без работы, чем заниматься?» А я уже на пенсии давно, а мне всё суток не хватает. И жалко, что наступает ночь. Жалко потерянное время для чего-то деятельного.
Несбывшаяся любовь? На этот счёт у меня тоже своё мнение. Любовь или есть, или её нет. Любовь – это не обладание кем-то. Если предмет любви с тобой, значит она сбывшаяся, а если его нет, то несбывшаяся??? Любовь отрицает любой эгоизм. Так что, на мой взгляд, если ты любишь, если любовь в твоей душе живёт, то это уже счастье.
Что касается усталости. Если ты устаёшь физически, то отдых всё снимает. Умственно устать невозможно. Человек, если не мыслит, то он уже труп. Мыслить то же, что и дышать. Тут автор Евтушенко имеет в виду другое состояние, скорее, душевную опустошённость. Но это чаще случается именно с теми, кто живёт без цели, без мечты, без планов. А ещё с теми, кто накапливает в себе много зла, кто винит всех и вся в своих неудачах и в своей нереализованности, кто постоянно ищет повод, чтобы укусить кого-то, особенно, если он другой.
Ещё одна из причин нестарения (скажу от противного) - это когда ты живёшь с памятью о своих корнях, о своём роде, когда ты на своей родине, где тебе помогает и питает всё: язык родной, культура, обычаи, привычки. Когда ты поднимаешься вместе с ней, если она вдруг занемогла, веришь в неё, идёшь с ней в одном направлении, взявшись за руку.

Поиск своих близких, своего рода, обретение их – это величайшая радость. Каждое найденное имя из той далёкой жизни – это частица тебя. Если ты этим занимаешься самозабвенно, а не ради моды, то ты сам почувствуешь всё, что нужно. Почувствуешь и передашь своим детям и внукам. Я радуюсь, что мои близкие ни разу не сказали мне что-то против моего такого важного занятия: искать, писать, оставлять память.
Вот так, анализируя мысли автора и некоторые свои тоже, я ещё более убеждаюсь, что всё, дружище, зависит от тебя самого. И чтоб тело не старело, и чтоб душа не иссушалась.
Но самый главный вывод у меня ещё более важный: так я-то ведь не старею в свои почти восемьдесят. Я такая же, как в восемнадцать. С чем себя и поздравляю. Наташа, так держать!!!

[viktor 2]

Размышление
Встретился тебе как-то на твоём жизненном пути человек, с которым у тебя, в принципе, одинаковое увлечение. Ты, на тот момент, знаешь немного больше его. Стараешься помочь и, вроде, тебе это удаётся. В ответ получаешь «Витеньку» и «дружочек». И вроде всё хорошо, но в один прекрасный момент ловишь его на лжи. Спрашиваешь: «Как же так? Вроде другом называешь, а тут такое?» Однако «дружок» твой не считает это большим грехом. Говоришь ему, что для тебя, такого принципиального, это равносильно предательству. В ответ на тебя пишут жалобы и донос и не просто, а с поклёпом, в котором больше лжи, чем правды. А потом читаешь его, незабывающего при этом расхваливать себя на все лады, но забывающего, что eigen Lob stinkt, опусы с такими правильными словами, что думаешь при этом, а как же тебе ко всему этому относиться? Простить? Но ведь даже в церкви прощение получаешь после покаяния. А покаяния, как не было, так и нет. Забыть? Но почему-то не забывается. Остаётся одно, наверное, в таких случаях, относиться к нему с презрением. Большего то, когда дела у него настолько расходятся со словами, вроде, и не заслуживает...

[Наталия]

8 сентября
8 сентября 1864 года родилась моя прабабушка в семье Оппермана Иоганна Готфрида, 1837 г.р. из Брокгаузена и Марии Доротеи Зиннер, 1834 г.р. из колонии Базель.
Имя её - Сюзанна Опперман. Сегодня её День Рождения. Я, Наталия Шмидт, её правнучка, почитаю этот день, как и свою прабабушку, помню её и передаю эту память своим детям и внукам.
С утра я поставила её портрет и зажгла свечу. Хотя семья Опперман жила в Брокгаузене, Сюзанна родилась в Базеле, что случалось нередко. Молодые женщины, как правило, ехали рожать туда, где жили их родители. Вот и Мария Доротея отправилась в Базель к своим родителям Зиннерам: Иогану Христиану, 1814 г.р. и Катарине Елизабет, 1813 г.р.
Крещение Сюзанны осуществлял пастор Мюндер. Восприемниками были:Иоганнес Лангольф, Давид Сеннинг, Иоганн Фридрих Петри, Доротея Гольцер, Анна Елизабет Гольцер, Мария Катарина Зиннер.
Но Сюзанна была не первым ребёнком в семье. Первенцем у Иоганна Готфрида и Марии Доротеи был сын. 29 мая 1861 года у этой пары родился Иоганн. У него восприемниками были:Фридрих Зиннер, Христиан Фабер, Фридрих Опперманн, Мария Кристина Гольцер, Сусанна Катарина Шандер, Мария Елизабет Ган.
Я вспомнила здесь бабушку и дедушку со стороны матери Марии Доротеи, надо вспомнить и со стороны отца Иоганна Готфрида. Ими были: Опперманн Иоганн Николауз, 1815 г.р. и Катарина София Мюллер, 1816 г.р.
Моя прабабушка Сюзанна, Сюзен (как звали её в семье) вышла замуж в колонию Сусанненталь за моего прадеда Шмидта Иоганна Христиана, 1859 г.р. Это было в 1885 году.
У Сюзанны и Иоганна Христиана Шмидт было пятеро детей: Иоганнес, 1885 г.р., Эдуард, 1887 г.р. (мой дедушка), Давид, 1891 г.р., Иоганн Христиан, 1893 г.р. и Эмилия, 1889 г.р.
Семью постигло большое горе. 4 августа 1892 года умер глава семьи. От тифа. Сюзанна стала вдовой. В 1894 году один за другим от дифтерии умирает сразу трое детей: Иоганн Христиан, Эмилия и Давид.
Их осталось трое: Сюзанна, Иоганнес и Эдуард. Жили они одной семьёй с младшим братом Иоганна Христиана – Иоганнесом. Тот женился в 1892 году и у него уже подрастали свои дети.
Дальше в жизни Сюзанны было всё непросто. Чуточку Иоганнес с Эдуардом подросли, Сюзанна решилась на второе замужество. Она выходит вторично замуж, уезжает в колонию Гларус, а её ещё совсем небольшие сыновья-подростки уходят в работные люди в Самару.
Там они подрастают, мужают, ищут своё место под солнцем и разъезжаются в разные стороны. Иоганнес – в США, Эдуард – в Бузулук. У Сюзанны и её мужа Эдуарда Гана в Гларусе рождается сын Саломон и дочь Эмилия. У Эдуарда в Бузулуке появляется тоже семья. Иоганнес в США женится на Елене Блюменшайн из Австро-Венгрии.
Когда у Эдуарда родились уже два сына: Владимир и Николай (мой отец), семья немца Шмидт Эдуарда и русской Александры Титовой решаются на возвращение в Немецкое Поволжье. Это был 1917 год. Местом жительства семьи Эдуарда становится Гларус. Там дети подрастают, начинают говорить, Александра тоже уже говорит по-немецки, рядом бабушка Сюзанна. Все счастливы. Но опять невзгода. Начался голод. И в 1921 году Эдуард с беременной женой и двумя сыновьями решаются вернуться в Бузулук.
Когда сводный брат Саломон подрос, он уезжает из Гларуса к брату Эдуарду в Бузулук и там создаёт семью. Лишившись мужа и дочери, Сюзанна приезжает в Бузулук, живёт по очереди то у одного сына, то у другого. В 1932 году у Эдуарда умирает жена. Он женится второй раз. А Сюзанна решила вернуться в Гларус к своей второй семье.
1941 год. Война. Депортация. Семья Ган из Гларуса попадает в Алтайский край, село Колыванское. Семью Эдуарда тоже высылают. В Кваркенский район, в деревню Уртазым. Саломон с семьёй тоже в ссылке. Трудармия. В 1944 году Сюзанна умирает в с. Колыванском.
Все эти события промелькнули в моей голове сегодня. Во имя памяти Сюзанны, моей прабабушки, которую я никогда не видела, но всегда знала о ней.
Сколько ей пришлось пережить невзгод. Как это страшно, когда матери расстаются со своими сыновьями навсегда. Когда их разделяют не только километры, но и океан. Особенно это страшно, когда идёт война.
Время залечивает раны, но не стирает память. Она жива. Она живёт в добре, в самосознании, в документах, в фотографиях, в воспоминаниях, в вещах, которые передаются от поколения к поколению. Она живёт везде, где есть человек.

[lerchenfeld2020]

Мой папа (Для моего брата в Москве; написано когда-то в конце в первого десятилетия 21-ого века)

Когда папа умер, мы ещё жили в одном из общежитий для переселенцев Штутгарта. Как советская коммуналка, одна кухня, одна ванная и три комнаты, в каждой по семье.

И вдруг, в конце ноября 1994, целую неделю, когда ложусь в кровать, виже свой крик, не сплю, глаза закрыты, а вижу полный крест, с подземной частью и черепом и не свой рот, не свои губы, а свой крик. Никому ничего не говорю, а сама вечерами, когда возващаюсь из Гейдельберга (с сентября уже училась в университете), как ненормальная, бегу к нашему подъезду. Если около подъезда нет чёрной машины, которую мой мозг придумал, немножко успокаиваюсь, всё-равно через 3 ступени влетаю в комнату, вижу папу, успокаиваюсь. Играю с ним в шахматы. Через неделю (продолжаю видеть до засыпания свой крик), в среду вижу сон: Я, мама, папа идём дружные и счастливые к реке, папа исчезает, и мы с мамой идём одни вдоль реки. Вскакиваю среди ночи, плачу, мама с папой просыпаются, узнают в чём дело, стыдят, что разбужу маленьких детей в двух других комнатах, то есть в двух других семьях, смеются, говорят, что папа чувствует себя как всегда.

Возражаю, продолжая плакать, говорю, что это был сон музыкальный: "Вы же знаете, что все музыкальные сны у меня сбываются."

Вместо Гейдельберга иду к нашему домашнему врачу, у него очередь, умоляю очередь пропустить меня, пропускают, умоляю врача навестить в общежитии папу (У папы Паркинсон, перед каждым шагом он долго стоит, но получается побыстрее, почти как у здорового, когда я ему однажды ещё в России предложила перед каждым шагом вслух говорить "Делаю шаг правой, делаю шаг левой"). Врач просит обьяснить, почему ему надо навестить папу.

Выпаливаю: "Он кашляет." Врач говорит: "Но он ведь в прошлом месяце тоже покашливал, он что, кашляет больше?"

- Нет, доктор, по-другому.
- Как по-другому?
Не могу объяснить.
- Ладно, во второй половине дня у меня обход больных, приду и к Вашему папе.

Он идёт к общежитию, видит, мои родители идут медленно как молодые влюблённые под руки ему навстречу, решает не нарушать идиллию, идёт к другим больным (об этом он мне рассказывает год спустя, когда я с ним здороваюсь при встрече в городе, и он удивлён, что я с ним здороваюсь.)

Папа целый год много, очень много читает немецкой литературы. На улицы, в дни Sperrmüll коробками люди выносят из своих квартир книги, они очень ценные, удивляюсь, приношу папе. Вдруг, ещё за несколько дней до моего сна, папа перестаёт читать толстую книгу, которая ему очень нравилась, его закладка в этой книге осталась до сегодняшнего дня.

На следующий день после невизита врача очень рано утром, часа в 4 утра, у папы, как часто, как и в России, очень болит сердце. У него ишемическая болезнь, он может только стоять около кровати на коврике, не очень чистом и не очень новом, принесённом ему нашими соседями со Sperrmüll и трястись от боли. Встаю в шесть, у папы боли начинают успокаиваться. Уже одетая, собираюсь выходить, чтобы поехать в Гейдельберг, вдруг папа говорит: "Убери с подоконника шахматы."

Не понимаю. Переспрашиваю:
- Почему, папа, они же всегда были на подоконнике, мы же вечером как всегда будем играть?
- Убери шахматы, а то промокнут.

Кладу шахматы на кровать над своей кроватью и в замешательстве выхожу.

Больше я папу не видела. Что было потом, уже со слов мамы: папа не позавтракал, а поэтому и лекарства, ему прописанные не стал пить, спал, дремал, около 12 сказал, что отдохнул и захотел поесть творог и какао, то что он очень любил. После еды вспомнил, что утром не выпил лекарств и, как истинный пунктуальный немец, захотел выпить и утрешние, и дневные вместе, мамины уговоры, что это много, не помогли. После этого прилёг, задремал, а мама, сидя за столом, к нему спиной, читала, принесённый с католической церкви (мама была советской католичкой, а папа советским лютеранином) листочек с песней нашего детства к немецкому рождеству O Tannenbaum и напевала её.

Было 7 декабря, 6-ого Германия праздновала Santa Claus. Папа произнёс довольно громко: Каро... (маму звали Каролина, он её звал Каролиньхен или Кароля) и умер.

Машина скорой помощи приехала очень быстро, но врачи ничего сделать не могли, один врач убрал из-под папиной головы подушку, сказал маме, что так легче умирать.
Днём, задолго до моего прихода, его увезла в специльные холодные помещения на центральном кладбище машина из морга.

На похоронах мой брат рассказал, что он делал в этот день, в это время в Москве, не зная, что папа умирает: Ему надо было отводить своего сына в музыкальную школу, они, как часто бывало, почти опаздывали. Вдруг мой брат снял ружьё моего папы, которое было идеально чистым, и стал его чистить.

В нашей семье был случай, когда можно было бы жалеть, о том, что что-то не произошло.

Во Львове у мамы жила родная тётя, говорила она только по-польски. В начале и середине 60-ыx она была уже очень пожилая. У неё был большой двухэтажный дом, её собственность. Мы были там, во Львове, раза 3 всей семьёй, жили у неё.

Каждый раз, когда мы приезжали, разыгрывалась одна и та же сцена: Она выглядывала в окно, радостно махала нам и говорила, что сейчас выйдет к нам, чтобы открыть нам двери. Она выходила, больше, чем через час. Вся накрашенная, модная. Очень пожилая. Мы, трое дошкольников или младших школьников, после автобусов и поездов, голодные, конечно за этот час выделывали номера.

Но когда она выходила, она ещё час крутила на голове папину шляпу и приговаривала по-польски: "Нет Пауль, так тебе совсем не идёт, вот так тебе пойдёт лучше."

А потом подходила к маме, сокрушённо покачивала головой, указывая в нашу сторону, и говорила, обращаясь к маме на своём единственном польском языке: "А дети-то у тебя, Кароля, совсем москалями стали. И одеваешь ты их как москалей."

Родители, конечно, после дороги тоже были уставшие и голодные. Вобщем, нашему папе её дом был не нужен, он просто больше туда ездить не хотел. А она хотела продать свой дом, по её словам, только нам, потому что все мамины другие родственники были в Канаде, в Америке, и в Польше и ни в чём не нуждались.

Родители вспоминали это, когда я в Москве в 80-ых и до 93-его маялась без квартиры. Я знаю, что если бы у меня была бы квартира во Львове, я бы точно не уехала бы в Германию. Но у меня бы не было бы тогда опыта жизни ни в Германии, ни в Швейцарии.

[lerchenfeld2020]

Шарья

Костромская область
город Шарья
ул. Трудовая дом 71

Мой первый почтовый адрес моей самостоятельной трудовой жизни после пяти студенческих лет, проведённых в Костроме.

В СССР существовало обязательное распределение выпускников ВУЗов. По распределению я, как и все, обязана была отработать три года, имея юридический статус "молодой специалист". Молодого специалиста ни за какие грехи не имели право уволить. На бумаге, кроме этого преимущества, перечислялись и другие льготы, которыми мог пользоваться молодой специалист, но это, как чаще всего случается, только на бумаге.

В списке рабочих мест, то есть школ, вывешенном на этаже, занимаемом факультетом иностранных языков в графе квартира или общежитие напротив города Шарья стоял прочерк, что означало: ищи, Паулиньхен, частную квартиру.

Шла вторая половина семидесятых. Все годы своей работы в школе города Шарья я жила в одноэтажном здании старой актированной школы, без туалета и водопровода. В одном классе жила уже года 3 до меня одинокая учительница математики, лет на 5 старше меня, работавшая в одной из школ города, в другом - моя школа поселила меня. Это здание город за несколько месяцев до моего приезда отдал в распоряжение моей школы, хотя моя школа, то есть школа, где мне предстояло работать, находилась довольно далеко от этой актированной школы.

Печка, разделявшая два класса, отапливалась с моей стороны, а теплее было со стороны моей соседки, которая очень быстро стала моей подружкой. Вечерами готовились к урокам на её стороне и у неё же смотрела телевизор. Зимой спать ложилась одетая. Все панели с внутренней стороны зимой промерзали и на несколько сантиметров были обледенелыми и в снегу.

Воду таскала вёдрами со двора одной из моих учениц, на другой стороне улицы тремя домами дальше.

Сразу же в первые холода своего первого рабочего года заболела фурункулёзом, и фурункулы не заживали целый год, потому что были на том месте, где от таскания воды всё время растираются одеждой. С одним фурункулом имела глупость обратиться в больницу, где мне без обезболивания сделали "что-то вроде операции": шрам остался на всю жизнь и до сих пор помню как орала от боли во время этой "что-то вроде операции".

Однажды, в первую осень моего первого года моей рабочей жизни в Шарье, родители привезли мне длинный половик на пол. Под половиком вечерами, когда я уже одетая лежала в постели, начинали играть большие крысы, и тогда половик ходил волнами. Взяла маленького котёночка, чтобы он вырос и начал пугать крыс. Одновременно поставила по немецкому за первую четверть двойки нескольким своим ученикам из разных классов. По пути домой, проходя мимо моего дома/школы/класса, они в этот же день повесили моего котёнка за двойки.

В Шарье в это время в продаже уже не было масла. Масло мне присылали с Севера, где снабжение всегда было нормальным, мои родители. Присылали по три килограмма. Половину всегда отрезала своей соседке-подружке. И мы масло это в холодные месяцы хранили в общем коридоре в общем шкафу, как в холодильнике. И с нами вместе это масло всегда ели мыши и крысы. А летом обходились без масла.

А уж как дрова пилила и таскала, это только в комедии показать. Весу во мне всегда было 49-50 кг. И я не могла взять и затащить в наш общий с подружкой коридор больше трёх мокрых поленьев. Если больше трёх, то всё на пол-пути вываливалось из рук. Все годы, если больше трёх, то вываливалось из рук. Она таскала по 10, то есть, её головы почти не было видно. А я таскала, глотая от стыда слёзы. И работа с дровами падала, по законам подлости, на самые дождливые и слякотные дни.

В Шарье, кроме масла и других дефицитов, не было и зубной пасты. А папа рыжеволосого Валеры, одного моего ученика из 6-ого "Б", класса, где я была одновременно и классным руководителем, работал машинистом электровоза и водил поезда до Москвы. А у самого этого рыжеволосого Валеры из моего класса были нелады с немецким, до такой степени нелады, что за первую четверть у него выходила двойка, до такой степени нелады, что маму его вызывали в школу и просили посидеть у меня на уроке, и послушать ответы своего сына, чтобы сравнивать ответы других детей с ответами Валеры .

Однажды в выходной день мама Валеры зашла ко мне и сказала, что её муж привёз из Москвы очень много зубной пасты, и что поэтому семья может поделиться со мной этим дефицитом. Я неуклюже отнекивалась, не зная, как поступить, и не желая обидеть человека.

От денег она наотрез отказалась и поспешила домой к семье. Я же ещё некоторое время в растерянности стояла с двумя тюбиками сейчас уже не помню как называвшейся зубной пасты, неловко ютившимися в моей одной руке, и с денежной купюрой в моей другой, испытывая разочарование из-за того, что с меня не взяли денег за услугу, за которую, по моей жизненной философии, деньги обязательно должны были взять. Я не понимала, почему другой человек совершил несправедливость по отношению к себе самому.

Неделю спустя был конец очередной школьной четверти, моей первой школьной четверти. Четвертные оценки в классные журналы всех классов по немецкому я выставила ещё накануне последнего школьного дня, так что вся моя работа в тот последний школьный день сводилась к двум ранним урокам в средних классах и потом, через два окна, к классному часу в своём классе, то есть, в том, где я была классным руководителем. На последнем классном часе четверти читались из классного журнала оценки за четверть по всем предметам, и ученики должны были их выставить в свои дневники.

После моих двух ранних уроков в средних классах меня вызвал к себе в кабинет директор школы. Он раскрыл передо мной три классных журнала трёх классов, детям из которых я выставила двойки за четверть по немецкому языку, и сказал, что я не выйду из его кабинета, пока собственноручно не исправлю выставленные двойки на тройки. Или не представлю ему тетрадь с записью проведённых мной за четверть после уроков дополнительных занятий с этими неуспевающими учениками. Мне вручили стирательную резинку и закрыли меня в директорском кабинете.

Арестовали.

Прозвенел звонок на классный час, а за мной всё ещё никто не приходил.

Когда я спустилась на первый этаж к своему классу с одним из трёх классных журналов, с которыми провела один на один два урока и две перемены в директорском кабинете, то, открывая дверь своей классной комнаты, забыла, что дверь эта уже несколько недель не исправна, и поэтому очень больно прищемила себе палец.

На меня выжидательно-вопросительно смотрело 26 пар озорных глаз. А я решала про себя, что делать: Попросить старосту класса Надю Пушнякову прочитать классу четвертные оценки или забыть про боль и читать самой.

Дело дошло до оценок по моему предмету. Дохожу до фамилии Валеры Рыжкова, у которого по немецкому двойка. Произношу слово "двойка". Спустя мгновение в мою сторону летит дневник и со всего маху случайно попадает мне в нос. Мне очень больно. В классе полная тишина. Слышен только детский вопль-вопрос: "Что, разве моя мама Вам зря зубную пасту подарила? Или Вы уже успели забыть?"

Этот эпизод классного часа я считала и считаю самым ценным уроком, вынесенным из стен этой школы.

Следующие два ареста у меня произошли, когда я работала в Интуристе.

[lerchenfeld2020]

Geborene Derech

Маме было 19 лет, она жила в Заложцах и ни слова не знала по-русски. Летом 1944 года её арестовали парашютисты-кагебешники во время боёв за Заложцы/Залiзцi, Зборов, Тарнополь/Тернопiль и Львов. Домой она уже никогда не вернулась: её родители думали, что она погибла во время боёв, а её в это время безо всяких документов (потому что документы кагебешники сразу отобрали) много месяцев через Польшу и через все бои в небе и на земле везли в скотских вагонах в Воркуту.

В скотские вагоны попадали снаряды, и они горели и сгорали. Люди тоже горели, но людей часто оказывалось всё-равно больше чем оставшиеся вагоны могли вместить, и тогда людей выводили на расстрел, и мою 19-летнюю маму в пути до Воркуты много раз со всеми людьми расстреливали, и она нам об этом рассказывала, когда мы были довольно маленькими.

А когда мы уже учились в школе и были в подростковом возрасте, и кто-то из нас, троих детей заболевал, то почему-то заболевший часто просил маму: "Мама, расскажи, как тебя расстреливали. Мама, а что ты делала, когда вас всех начинали расстреливать?" Мама: "Закрывала глаза и начинала молиться." "Мама, а на каком языке ты тогда молилась?" Мама: "На польском." "Мама, а расскажи, как один дяденька из вашего поезда весь горел и бежал, как факел, и хотел спастись и добежать до речки, и уже по песку катался, но не успел добежать." "Мама, а расскажи, как ты узнавала, что тебя и в этот раз всё-таки не расстреляли." Мама: "Вдруг становилось очень тихо, я переставала молиться, открывала глаза и видела, как к военному, который давал приказ стрелять, подбегал другой военный и что-то ему кричал, и нас всех опять вели к вагонам."

Моя 19-летняя мама получила 10 лет лагерей.

Мой дедушка по маминой линии, которого я никогда не видела, был австро-поляком, у мамы бало 2 родных языка, польский и немецкий. А родилась она в Праге. Точнее, в местечке, которое называется Брезовы Горы.

Чтобы немцы во-время оккупации не угнали её на работы в Германию, её отец предоставил в фашистскую комендатуру документы о своём происхождении, и мама стала работать переводчицей на фашисткой бирже труда в своём родном местечке Заложцы
Тернопольской области. У неё были немецкое удостоверение личности и немецкий пропуск.

А мамин родной брат в это время был в польской армии и освобождал от фашистов Польшу. С той самой польской армией, стратегия которой была - по маминым словам - освободить Польшу и дальше самораспуститься, то есть на Германию не идти.

Своего родного брата мама больше никогда не видела. Он жил в Польше. Мы знали, что в Варшаве у нас есть двоюродная сестра Ирмина. Мы получали от них через третьи лица письма на польском языке, которые мама всем читала по-польски вслух и переводила, фотографии, открытки и просвирки к католическим религиозным праздникам.

Первые мамины русские слова были "с лёгким паром", которые она произносила в лагере каждый день, делая при этом книксен, потому что она думала, что это то же самое, что и цейрончки (моя детская память сохранила именно такое произношение), то есть, целую ручки. Её прибытие в лагерь совпало с банным днём в лагере, чего она, конечно, знать не могла, и слыша в этот её первый лагерный день от обитателей лагеря "с лёгким паром", она решила, что это обычное приветствие, и выучила его для ежедневного использования.

Это стало причиной того, что дирекция лагеря, решив, что она не совсем вменяема, оставила её для внутриказарменных работ и определила помощницей к врачу санчасти. В её обязанности входило, среди прочего, оттаскивать в определённое помещение трупы умерших лагерников, их было много десятков каждый день.

Она решила запоминать, какое лекарство от какой болезни, а так как врача спросить не могла, языка не знала, то решила пробовать на вкус лекарства и так их запоминать. Однажды врач её застал за этим занятием, и её выгнали, на общие для всех лагерников уличные работы.

Это была её первая заполярная зима. И если бы не воры-рецидивисты, она бы, работая на улице, выжить не смогла. Были большие кучи каменного угля и было много пустых бочек. Надо было каждый раз наложить полную большую бочку угля, тащить её несколько сот метров по снегу дальше и там оставлять. Мама каждый раз накладывала полную бочку и молча тащила. А была бригада мужчин, они вовсю стонали, очень громко, и однажды показали маме, что бочки у них пустые, и что они только для вида намазывают углём с двух внешних сторон днища своих бочек. Мама стала делать также.

"Мама, а расскажи, почему вокруг в лагере все от голода умирали, а ты не умерла?" Мама: "Все сразу ещё утром съедали всю дневную лагерную порцию хлеба, которую выдавали утром." "А ты?" "Я прятала всю норму у себя под мышкой и весь день по маленьким крошечкам отщипывала от этой нормы."

"Мама, а расскажи, что ты делала, чтобы узнать, это всё ещё ты, или уже не ты, это тебе только сниться, или это на самом деле с тобой всё происходит." Мама: "Когда я думала, что, может быть, это уже не я, я начинала себя щипать, и думала, раз больно, то это всё-таки я."

"Мама, а расскажи, как, когда вы уже с папой в лагере познакомились, у тебя были тиф и цинга, и папа стриг твою голову наголо и плакал, когда тебя стриг."

"Мама, а расскажи, как, когда нас ещё не было, а наш братик Паульхен у тебя с папой уже родился в лагере, и как тебе однажды там приснился сон, что папин папа, которого ты никогда не видела, взял его у тебя с рук, и ты пошла во сне за одеяльцем, чтобы его укрыть, а когда вернулась, то ни папиного папы, ни Паульхен уже не было. А днём, когда ты кормила Паульхен, он у тебя на руках умер."

"Мама, а расскажи, как, ты не знала, что папа будет тебя ждать ещё целых 5 лет, потому что он освободился раньше, и когда пришёл срок и тебя освободили и выпустили за ограду лагеря, а вокруг был только снег, огромный и глубокий, и ни души, и с тобой были алюминиевая ложка и миска, и ты не знала, куда идти и что делать, и ты села на снег и заплакала, а сзади тебя кто-то тронул за плечи, и ты испугалась и обернулась, и это оказался наш папа."

Папа каждый год, всю жизнь, писал просьбы о реабилитации мамы, а потом в 1989 и в 1990 в Москве я много месяцев ходила в новое здание КГБ ; и пришла наконец в 1992 году из прокуратуры Тернопольской области бумага о реабилитации. Я была как раз у родителей, и как же моя мама весь день плакала, до сих пор помню.

Примечание:

Память моего брата вобрала в себя намного больше событий из жизни нашей дорогой мамы. Его воспоминания более детальны, историчнее, точнее.
Я же записала свои, чтобы освободиться от боли после её смерти в 2003 году и продолжать жить дальше одна. Meine liebe Mutter und ich, wir lebten nämlich in Stuttgart zusammen, und als die Zeit gekommen war, hatte ich sie gepflegt und dann ihren Tod als meine grösste Niederlage empfunden.

[I.Schneider]

Liebe lerhenfeld2020,
Sie waren eine gute Tochter.
So ist dass,unsere liebe Leute verlassen uns,es tut sehr weh...

Ich wunsche Ihnen heute einen strahlenden wunderschönen Tag!

[Шмидт]

"Борис Баум. Миниатюры"
Так названа эта страница. Жаль, что таких миниатюр не стало. Коротких, лаконичных, добрых, с мудростью и зерном для размышления. Подходит совсем холодная пора, зима. На земле все работы завершились плюс самоизоляция, знакомая нам уже. Хочется прочитать что-то, задуматься, вспомнить, помечтать. Может авторы миниатюр, которых мы все хорошо знаем, вернуться к нам? Хотелось бы.

Альвинус Шмидт

[tagana]

Москва-1955

До официальной всеобщей отмены комендатуры оставалось больше двух лет, когда вышел Указ МВД СССР (на основании Постановления Совмина СССР "О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпереселенцев") об освобождении из-под комендантского надзора ещё довоенных спецпереселенцев. Это коснулось и моей семьи. А уже через год мой отец стал участником Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (будущей ВДНХ) в Москве. Как один из лучших работников района и области. Немец. Хотя село было многонациональным. Маленький, но всё же шаг к справедливости.
...Жаль только, что окончательной реабилитации немцев так и не произошло.

[Наталия]

Всему своё время

Каждый, кто осознал, что род свой надобно знать, к истории его прикоснуться, мечтает, чтобы его знания заинтересовали детей и внуков. Иначе, зачем тогда искать, в архивах сидеть, древо составлять, книги писать.
Мои пока глубоко не вникают, но книжки, написанные мною, почитывают. Зёрнышко брошено. Сколько оно в земле пролежит, чтобы росточек пустить, пока не знаю.
Но вот по случаю своего 80-и летия стишок от правнука Никиты услышала.
***
«Продвинутей бабули
На целом свете нет.
С компьютером на «ты»
И бороздишь инет.

Активна и подвижна,
Проблемы все решишь.
Одно лишь беспокоит –
Ночами ты не спишь.

То древо изучаешь,
То пишешь манускрипт…
Вся память рода нашего
В руках твоих лежит.

Всё успеваешь с лёгкостью,
И нет тут полумер.
Живи, бабуля, долго
И подавай пример».

Обрадовалась. Уж коли правнук такие слова говорит, значит, понимает, что есть у бабули что почитать да поразузнать. Надо подождать только.

[selena]

Кто сказал, что любовь юным только ,
Кто сказал, что для них рассвет.
Почему для них много столько?
А для тех, кому за… уж и нет.
Ну и что, что виски побелели,
Ну и пусть морщинки у глаз.
Мы последние песни еще не пропели,
Их еще не сложили для нас.

Подавай пример, Наташенька! Равнение на тебя.

[Наталия]

Подарок

Человек – существо эмоциональное, даже если со стороны это вовсе не видно. Помимо внешних проявлений есть ещё внутренняя реакция, которая сильнее во много раз. Когда ты живёшь в гармонии с природой и рядом с ней - это одно. А вот когда в гуще мира цивилизованного, если его можно так сейчас назвать, то совсем другое. Внешних раздражителей так много, что порою справиться с ними бывает не просто.
То ли дело с утра наблюдать зарю, слушать пробуждающуюся природу, первых птиц, журчание ручья, встретившийся гриб под ногами, пахучее сено в стогу.
Другое дело слушать и видеть человеческую агрессию и её последствия. Не хочу это перечислять на примерах. Трудно все переварить, справиться с эмоциями. Ещё труднее сосредоточиться на каком-то важном деле, особенно если это творчество. Любое. Любое дело надо начинать с чистейшей душой и особенным настроем. Тогда будет и результат.
Трудное время я пережила перед своей круглой датой. Это был какой-то рубеж, какая-то черта. А тут ещё эта пандемия, изоляция. Что за ней? Часто задумывалась об этом. Не получалось у меня рисовать для себя какие-то радужные картины.

Но вот этот день настал. И случилось невероятное. Об этом мне даже не снилось в самых лучших снах. Случилась сказка. В ней много сюжетов и много картинок. Но самая для меня дорогая та, в которой в этих условиях самоизоляции моё очень многочисленное семейство (а их 18 человек) объединилось и прислало мне своё творение, живое и состоящее из 18 сюжетов, из 18 голосов. Участники – от 1 года до 58 лет. Это был прорыв в моём далеко не радужном настроении. А потом пошли другие сюжеты, не менее значимые.
***
Господь послал подарок
На восемьдесят лет.
Он добр и щедр, и ярок,
Ему цены ведь нет.

Ушло унынье вовсе,
И бодрость вновь пришла.
Другие ко мне гости,
Как первый снег, с утра.

И снова яркой краской,
Что день, то в радость мне.
Так ведь бывает в сказке
Или счастливом сне.

Подарок не увидеть
И не потрогать, нет.
Но сразу пошли сдвиги
Под яркий, Божий Свет.

Другое настроенье
И солнышко с зарёй.
Кругом, во всём везенье
Уже не за горой.

Слова бегут и строчки
И зоркий на всё глаз.
Где были просто точки,
Рождается рассказ.

Господь послал подарок,
А может, просто тест.
Я справлюсь, Боже, справлюсь,
Зайду на Эверест.

2 декабря 2020 года

Вот так бывает. Всё в наших руках. Дарите, люди, добро друг другу. Не жалейте его. Это так важно для каждого и для всего Мира в целом.

[Наталия]

Приветствую всех в 2021 году.
С наступившим Новым годом, друзья!

Я и теперь склонна писать обо всём. Ведь жизнь так разнообразна. И кроме истории, ради которой мы все здесь, есть ещё и сегодняшний день. Он тоже когда-то станет историей. Но о сегодняшнем дне, о его буднях, наши потомки уже не прочитают в архивных записях сельских сходов, как читаем мы. Скорее они об этих днях узнают лучше в наших дневниковых записях или других источниках.

Хозяин
Сегодня получила фото. Прислала мне его моя старшая дочь. На фото изображён стол, на котором стоит торт, а рядом… , развалившись, лежит огромный кот. Сначала подумала, что это всё чужое, но потом всмотрелась и увидела знакомый интерьер комнаты, знакомый стол. Да и кот кого-то очень напоминает.
Ниже приписка: «Мама, это тот самый котёнок, которого сын подобрал на стройке, тот самый, маленький и беззащитный, которого он выхаживал молоком с помощью пипетки. Теперь он – хозяин в доме. Прыгает как тигр, куда захочет. И лежит там, где ему нравится. Нет, он не бедокурит, не хватает ничего со стола. Просто он ведёт себя по-барски».
Вот как бывает. В начале июня – маленький и беззащитный, а в конце декабря – хозяин.
И нет ему дела ни до какой пандемии, ни до какого карантина. Живёт и радуется. Животные иногда умнее людей.
Примечание
Начало истории – здесь: http://forum.wolgadeutsche.net/viewtopi ... 20#p224069

[Шмидт]

Наталия, спасибо за поздравление с Новым Годом. За всех твоих друзей тебя благодарю.
Такая добрая и простая миниатюра. Очень хорошо отвлекает от сегодняшних будней. И даже от праздничных дней, которые омрачены общей нашей бедой, этой пандемией. Дай, Бог, всем здоровья и терпения дождаться освобождения от этого тяжкого бремени.
Знаю, что в твоих миниатюрах надо читать не только строки, но и между строк. За время нашего творческого взаимодействия этому я уже научился.
« Вот как бывает. В начале июня – маленький и беззащитный, а в конце декабря – хозяин». Здесь явно просматривается какая-то параллельная мысль. И не одна. Заставляет задуматься.
«И нет ему дела ни до какой пандемии, ни до какого карантина. Живёт и радуется. Животные иногда умнее людей». А уж тут просто открытым текстом. Как бы ни было тяжело и тревожно, жить надо полноценной жизнью, радоваться и снежинке, и травинке, и звонку, и каждому доброму слову. Как всегда.

Спасибо, Наталия. Знаешь, с какими словами надо подойти в такое время.

Альвинус Шмидт

[Наталия]

Несостоявшиеся фото
После ВОВ, во времена моего детства и даже юности, мало у кого были фотоаппараты. Бедно жили тогда, больше думали как-то о пропитании. Очереди за хлебом, за сахаром-песком. И неуходящее чувство постоянного ощущения голодности. Какие уж тут фотоаппараты, когда одеться и обуться было проблемой…
Так вот, я как-то задумалась - а что бы я хотела тогда сфотографировать, если бы у меня был фотоаппарат. И оказалось, что не так уж и много. В этот воображаемый список попало всё утраченное. Дом дедушек: немца и русского. Наш дом, дворик наш и дорогие сердцу вещицы. И, конечно, дорогие мне люди. Ничего не осталось уже в этой жизни из того, совсем недлинного списка. Хотя и не такой уж и большой, но всё-таки значимый этап жизни оказался каким-то сиротливым, безымянным, без признаков жизни. Только память, только воображение…
Потому и пишу, ведь для того есть слово. Только слово и ничего больше.

Наталия Шмидт

[Наталия]

Что самое дорогое в жизни?
На мой взгляд, мир и стабильность. Когда все дорогие люди рядом или близко. Вспомнилась семья моего дедушки Эдуарда Шмидта. Всех жизнь разбросала, кого куда. Иоганнеса Шмидта – в США занесла. Эдуарда Шмидта – в Бузулук. Сусанну Опперман-Шмидт-Ган (мать Эдуарда и Иоганнеса) сначала в Гларус, а потом в Колыванское. Саломона, её сына от второго брака, куда-то под Оренбург. Моего отца жизнь погоняла сильнее всех (Волголаг, Широклаг, Днепродзержинск, Рица, Челябстрой, Таджикистан). Владимира Шмидта, дядю моего, загнала навечно в Кимперсайлаг. Тётушку Александру Шмидт – в Орск. Кто-то встретился после всего этого, а кто-то и нет. Но эти расставания были не только по чьей-то воле, они были и по собственному желанию.
Какой вывод сделала я из всего этого? Собрать всех своих детей вместе. А они - своих. И мне это удалось. Мы живём все в одном регионе, а практически, в одном месте, в Калининграде. Я тоскую по родине своей, но меня согревает то, что самые дорогие мне люди – рядом со мной. А их немало. Мир, стабильность и близкие рядом – вот главное. Всё остальное на десятом месте. Хотя… родина зовёт.

Наталия Шмидт