Очень интересный материал о революции и её последствиях в Среднем Поволжье:
Кабытов П.С., Курсков Н.А.
ВТОРАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: БОРЬБА ЗА ДЕМОКРАТИЮ НА СРЕДНЕЙ ВОЛГЕ В ИССЛЕДОВАНИЯХ, ДОКУМЕНТАХ И МАТЕРИАЛАХ (1917 – 1918 гг.)
http://rushist.ssau.ru/books1/1917-1918.pdf
В частности, на стр 190: П.Д. Климушкин. История аграрного движения в Самарской губернии
стр. 195 Революция и настроение в деревне
стр. 230 . Отношение Вр[еменного] Прав[ительства] к Зем[ельным] прав[илам] 2-госъезда
стр. 242 Порубка леса
Не то происходило в Николаевском, в Новоузенском, частью в Самарском и Бугурусланском уездах. Здесь, изголодавшееся по лесу крестьянство произвело ужасные опустошения всех лесных угодий. Истреблены не только крупные, с хорошим строительным материалом лесные заросли — истреблены или полностью или в значительно части отдельные рощицы, молодые посадки. В Самаровско-Кольцовской, Андросовско-Марьевском районе уничтожены даже отдельные деревья и мелкие кустарники. Проезжая по этому району, вы видите перед собой гладкое, чистое поле без единого сколько-нибудь значительного перелеска. Некоторые сёла дошли даже до такого сумасшествия, что истребили у частновладельцев прекраснейшие, великолепнейшие фруктовые сады. Правда, таких примеров очень мало, но всё же были. «Граждане с. Романовки, — пишет наблюдатель из этого района, — и соседних с нею деревень вырубают мелкий тальник, принадлежавший раньше купцу Аржанову. На порубку текут жители и других соседних сёл. Есть опасность, что порубщики доберутся и до крупного леса, растущего по реке Чагре. Охраны нет. Расхищают лес без особой надобности, лишь по зависти и по жадности. На месте порубок дело доходит чуть ли не до драки. На порубку выезжают по несколько десятков человек, некоторые даже с ружьями. Криволучье-Ивановские граждане, по словам граждан поселка Пр., рубят лес из лесокультурной полосы Безенчукского имения. Вырубают ясень, березу, дуб, причём, не разбирая дорог, заездили даже озимые посевы. Добрые уговоры не действуют».
Большому истреблению подверглись леса по реке Иргизу. Во время предвыборной кампании по выборам в Учредительное Собрание мне пришлось проехать по этой реке, начиная с её истоков и почти до самого впадения. Грустную картину производили села, расположенные в этом районе. Везде и всюду, без всяких исключений, я встречал одно и то же. Лучшие рощи, если не по обширности, то по качеству частновладельческих и казенных лесов, были истреблены или истреблялись, в некоторых местах дочиста, в других — с некоторыми остатками. Передо мной раскидывалис ьгромадные площади оставшихся от леса пней. По дороге почти сплошной вереницей везли деревья, кусты и другие лесные материалы. Дворы и огороды были завалены лесом и кустарником. В одном селе, кажется, в Берёзовке, я застал полную тишину и безлюдье.
— Где же у вас народ-то? —спрашиваю подошедших ко мне местных властей.
— Лес рубить уехали, — отвечает он, нисколько не смущаясь. — Все рубят, и мужчины и женщины. Рады, дорвались.
— Да зачем же это делают, — говорю я ему. — Ведь у вас в лесе нет нужды. Ваше село лесное. Всегда успеете срубить. Ваше будет...
— Когда успеешь, ... а теперь вали, пока можно.
В других сёлах — в Мостах, в Сестрах, в Ежовке — я встретил еще картину, поразившую меня до боли в самое сердце. Двор и огороды были завалены мелким кустарником, а на улицах целыми грудами лежали громадные столетние дубы, вырубленные ими в экономии Шмидта. По улицам трудно было проехать, то и дело приходилось объезжать то одно, то другое дерево, откатившееся от общей груды. Улица с покосившимися маленькими домишками представляла из себя лесную пристань. А лес все везли и везли.
— Что же вы делаете, — с болью говорю я крестьянам. — Ведь своё добро губите. Зря губите...
— Знамо зря, —отвечают мне совершенно спокойно и деловито крестьяне. — Нешто сговоришься с нашими дуботолками. Бестолочь... Вот придёт пожар — нужно будет — а его тогда негде будет взять. Пожалеют, небось.
— Вот видите, Вы сами сознаете, — горячился я, — а зачем же допускаете...?
— Да что ж ты сделаешь... Все равно порубят. Я не буду — другой будет, чем же они лучше меня.
— Кто же первый начал?
— А кто его знает. Один дурак начал, а за ним и другие...
стр 247 О погромах имений:
Вот, например, разгромленное по тем же мотивам имение Шмидта, в Ник[олаевском] у[езде], который, поняв безнадежность своего положения, стал распродавать скот, инвентарь и всё, что только имело хоть некоторую ценность. Всё это, конечно, попадало сравнительно за дешевую цену деревенским кулакам и богатеям, что ещё более вызывало озлобление деревенского населения.
Для некоторой иллюстрации и подтверждения своих мыслей привожу полностью одну из корреспонденций из с. М. Черниговки, Никол[аевского] у[езда] от 11-гоиюля [1917 года]. Так, наш землевладелец Шумов продает весь инвентарь, скот, постройку и всё, что можно. Землевладелец Субботин подумывает о том же, но пока что«пожертвовал» на армию сто голов быков сверх нормы. У землевладельца Юрина идет распродажа сена, которого у него, по беглому подсчету, насчитывается больше, чем на 80.000 р. Этот господин и на армию нисколько не пожертвовал. Барон Клодт продает и рубит «лишний» лес, так же подумывал порубить лишний лес и владелец Пловотовский, да на его беду по соседству с его участком живут малороссы, они ему прямо сказали: «Голову порубаем, если ты будешь рубыты лес», так он и боится. Одним словом, распродажа в разгаре. Кто чего успеет продать, тот продаёт, кто что успеет увезти, тот увозит». Подобные же сообщения поступали из всех уездов.