"Пятая колонна".

[Bangert]

Рассказ профессора Виталия Лазовского "Пятая колонна". В нём он описывает выселение из Поволжья немцев в начале второй мировой войны. Об этой трагедии он знает со слов своей матери. Написанное имеет характер покаяния. Он хотел бы напечатать это в какой-нибудь газете ФРГ, которую читают "русские" немцы.



Проза.ру

Пятая колонна
Виталий Лазовский

В какие то времена Екатерина Великая додумалась пригласить на засушливые земли Поволжья немецких крестьян. Сладким посулам поверили сотни семей, поселившихся в чистом поле и начавших обустраиваться так, как умеют только немцы. В конце концов, уже при советской власти образовалась Республика немцев в Поволжье со столицей в г. Энгельсе.
Их не тронули в коллективизацию, видимо, по ранее действовавшему договору: «Мол, мы вам дали деньги на революцию, так вы уж наших соотечественников не прижимайте шибко». Может, все и наоборот было, но к началу войны там работали колхозы выдающегося образца: и по организации, и по урожаям, и по продуктивности скота. Ни одна более богатая плодородием земли территория России и наполовину не имела тех результатов, что имели немцы в канун войны.
Я задаю себе такой вопрос: почему царское правительство, втянувшись в мировую бойню, не увидела в лице немцев Волги потенциальных врагов строю, а большевики увидели? Может потому, что тогда не допустили супостата до берегов нашей матушки-Волги? Факт остается фактом – тогда не тронули, а на сей раз решили избавиться от пятой колонны.
Моя мама скромный бухгалтер из Бийска, воспитывавшая меня, сына белогвардейца, по воле судьбы попала в одну из сотни бригад, созданных для ликвидации той далекой от Сибири Республики.
На восток лавиной тянулись эшелоны беженцев, составы с эвакуируемыми заводами, их нещадно бомбили и убивали, а навстречу им ехали люди с полномочиями творить зло над ни в чём не повинными людьми.
Эти бригадки были приравнены к военным формированиям особой важности. Им полагался особый паек, первые места в поездах, содействие всяких комендантов и дорожных начальников. Командира маминой бригады я видел всего один раз на перроне вокзала в Бийске. Плюгавенький, низкорослый, кривоногий и лысый, лет сорока. Он был в синей гимнастерке с наганом на боку и большим рюкзаком в руках и скрученной шинелью по типу конского хомута. Он стоял в окружении своего «войска» в составе четырех женщин примерно одного возраста 30-35 лет с маленькими фанерными чемоданчиками. Стояла июльская жара, но все женщины к чемоданам привязали узелки с теплой одеждой.
Я, уцепившись за юбку матери, ревел навзрыд – впервые расставался с любимым человеком, интуитивно чувствуя, какая опасность над ней нависла. Кое–как меня оторвали от юбки, как только раздался возглас начальника: «По вагонам». Больше я этого воина никогда не видел. Поезд тронулся, в открытом окне промелькнуло заплаканное лицо мамы, и меня опять стали душить слезы. Любимая т. Лида еле-еле успокоила меня, и мы поплелись в Заречье домой.
Мама уехала в неизвестность навстречу войне, оставив нам весь свой сухой паек, и вскоре пришло одно письмо из Свердловска. Потом три месяца от нее не было ни слуху, ни духу. Не встававший с постели дедушка все сокрушался: «Неужели и Талю я потерял?» Революция у него отняла 18-летнего сына моего тезку и его двух старших братьев. Недавно умерла бабуся, старшая дочь т. Оля уже воевала где–то под Москвой. А тут и самую любимую дочь мобилизовали невесть на что, не посчитавшись, что на руках у нее малолетний пацан.
Все последующее повествование я веду, опираясь на отрывки бесед матери с дедом и тетей Лидой – самой младшей из сестер. Беседовали они длинными вечерами зимой. Нас с Лилькой обычно гнали спать, но память все же что-то выхватывает из этих бесед, хотя зачастую я не понимал смысла сказанного.
Мама вернулась поздней осенью, когда уже летели белые мухи. Одета она была в солдатскую телогрейку защитного цвета с дырами на локтях. Обута в кирзовые стоптанные сапоги явно не её размера. Она сильно располнела. Наша т.Лида поначалу стала причитать, подумав что ее сестра опухла от голода, но оказалось, что все наоборот.
Чемодан с «подарками» мать потеряла в бомбежке где-то под Саратовом, потеряли они и одну сотрудницу из бригады, а их командир задержался на Урале, получив новое задание «государственной важности», и его подчиненные вынуждены была возвращаться самостоятельно.
- Он к вам приставал?- задала непонятный вопрос т. Лида маме в один из первых вечеров после ее возвращения.
-Да нет, его Тоська сразу прихватила,- отвечала мама.
Тоська- Таисия Афанасьевна, зоотехник из маминой конторы. Через год она украла у нас корову, что заставило нас какое то время крепко поголодать. Мы тогда с сестренкой подумали, что она перехватила командира, чтобы получать больше сухарей и чая. В пять лет понять тонкости взаимоотношения полов мы конечно не могли.
«Значит так, бабы, - начал чекист, как только тронулся поезд,- мы выполняем важное государственное задание, о котором трепаться в разговорах, а тем более в письмах категорически воспрещаю. За нарушение – трибунал и приговор по законам военного времени. Дважды я объяснять не буду – распишитесь, что предупреждены и будете соблюдать все мои требования и приказы. На объекте нашей работы у меня есть право действовать самостоятельно вплоть по приведения приговора в действие немедленно. Не думайте, что кого-то пожалею, если узнаю, что вы нарушили мои приказы». Эту сцену мама описывала уже после войны, а до этого про свою командировку ничего такого не говорила, боялась.
«- На объекте готовится заговор против советской власти. Уже известно, что на подземных складах сосредоточено громадное количество провианта для вермахта, работают секретные мастерские. Гитлеру приготовлен подарок – шикарный белоснежный жеребец, на котором он должен въехать в Москву. На каждого взрослого мужика заготовлено оружие, и как только фашисты подойдут к Волге, так сразу эти гады ударят в тыл Красной Армии.
На нас с вами ложится важная задача – следом за войсками НКВД войти в деревни этой республики и подготовить условия для перегона реквизированного скота у местного населения в наш тыл, чтобы он не достался предателям и врагам. Времени у нас в каждой деревне - всего несколько часов, поскольку население будет вывозиться в течение 24 часов. За это время мы обязаны организовать опись крупного скота, выдать на него расписки хозяевам, согнать его в гурты и передать специальным отрядам, которые затем погонят скот на Восток. Особо предупреждаю, что брать еду в домах колонистов категорически запрещено. Воду из колодцев тоже не пить, есть данные, что она отравлена.» Вот такие инструкции получали женщины из уст своего начальника.
Так повторялось несколько раз – тайные совещания важных представителей власти, профукавшей начало войны, допустившей захват огромной территории врагом, загубившей кадровую армию в первые дни войны. За это надо было отвечать и отвечать головой. Но в том то и беда наша, что большевики еще в революцию придумали гениальный ход – карать за провалы не истинных виновников, а придуманных врагов народа. И на сей раз придумали врагов советской власти – немцев с Поволжья. И моя мать, как и сотни других женщин, поехали из Сибири, чтобы стать винтиками зловещей машины подавления ни в чем не повинного народа.
Технология была такой. Нестроевые солдаты, приданные к каждой бригаде, на окраине сел сооружали из жердей загоны, куда сгоняли коров, быков и лошадей (мелких животных никто не учитывал и не собирался никуда перемещать). Взамен хозяевам выдавались квитанции с указанием реквизированных голов и обязательством выдать на новом месте жительства такое же количество.
Женщины - немки не могли сдержать слез и истерик, расставаясь со своими кормилицами, дети им вторили, и только старики сдерживали эмоции, но они первые поняли, какую жизнь им готовят в далеком Казахстане и Сибири.
Каждое подворье представляло из себя вполне самостоятельное предприятие, способное прокормить не только членов семьи, но и еще с десяток человек. При этом все взрослые к тому же работали и в колхозах. Можно только поражаться той работоспособности, которую проявляли эти труженики.
Добротный дом, крепкие постройки для скотины, навесы для инвентаря, ледники для сохранения свежего мяса и молочных изделий, коптильни, склады, кладовки, погреба и пр. и пр.
Мама с теткой провели детство на приисках в Забайкалье и знали толк жизни в отрыве от всех и вся. По приезде она с восторгом сестре и отцу рассказывала об увиденной устроенности немцев. Только эту информацию им, видимо, забыли славные органы запретить рассказывать, не засекретили ее.
Десятки лет спустя, я, став сельским инженером, выспрашивал у матери другие подробности и всегда замечал, что она постоянно пугалась – не разгласила ли то, о чем подписалась молчать.
Дедушка, который имел на прииске огромный дом, растил восьмерых детей, имел прислугу, полный двор живности и даже китайца - повара с интересом прислушивался к рассказам матери и резюмировал однажды ее повествование так.
- Да, немцы нас переплюнули, но зато мы жили сытнее и веселее.
В чем им жилось веселее зимой на заимках мы так и не поняли. А сытнее то они жили точно за счет даров тайги и бесчисленных рыбных речек.
- Заходишь в кладовую, - говорила мама, - а там под потолком на веревках и цепях висят десятки копченых окороков, всевозможные колбасы и прочие деликатесы. Обязательно при каждой кладовой дежурит кошка – охраняет от грызунов. (Нечто подобное я видел десятки лет спустя у фермеров в ФРГ.) Этот факт здорово забавлял дедушку. В Сибири кошки просто жили, а не служили.
В ледниках на подворьях хранилось молоко, сметана, творог, масло и всегда какое- то количество свежего мяса. Конечно, втихаря от начальника женщины все это пробовали, но вместо воды употребляли только арбузы, созревшие к тому времени. Поэтому то и приехала моя мама с лишними 15-20 кг в своей фигуре, но в зиму 42 года весь запас потеряла, да еще из своего прихватила, как и т. Лида. Кормилицу корову у нас украли тогда.
Крестьянам после описи животных давали возможность взять с собой только то, что можно унести в руках – никаких тележек, велосипедов и прочего не позволяли брать. Грузили их по несколько семей в полуторки и отправляли на станцию, где формировались эшелоны из товарняка, и ехали эти люди в неизвестность.
- На вторые-третьи сутки согнанный в загоны скот начинал мучиться от жажды. Особенно страдали недоенные коровы – день и ночь в округе стоял невыносимый рев погибающего скота, а во дворах выли собаки, визжали свиньи, носились очумелые куры, гуси и утки, - так описывала мама. При этом хваталась за папиросу, мгновенно ее выкуривала, но слез скрыть не могла.
За реквизированным скотом так никто и не приехал, никуда его не угнали, и основная масса его погибла в тех самых загонах. Скот врагов народа тоже оказался врагом уже начавшего голодать героического народа.
Работа бригады кончилась неожиданно. Переезжая в другое место, они попали под обстрел авиации, потеряли все машины и связь со штабом этой выдающейся операции. И, оказавшись на станции, получили приказ возвращаться домой. Мама добиралась домой целый месяц, побывала пару раз под бомбежкой. Она на остатки прихваченного провианта (вопреки запрету) выменяла себе телогрейку и сапоги и благополучно попала в наши объятья.
Вот так благодаря стараниям сотен специалистов, таких как моя мама, и заслугам НКВД, прекратила существование Республика немцев в Поволжье. Республика, показавшая еще в те далекие годы, что колхозы не помеха грамотным и трудолюбивым людям. Жаль, что об этом не знали, а скорей не хотели знать дуреломы типа Горбачева, Ельцина, Гайдара и иже с ними.
Глубокой зимой мама вернулась из командировки в какое то хозяйство на Чуйском тракте и вечером в слезах рассказывала отцу и т.Лиде.
- Сижу в конторе колхоза вечером, подбиваю на счетах ведомость. Сторож сидит у печки и курит самосад. Вдруг в клубах пара появляется на пороге старик, худой, желтый. Молча подходит к моему столу и протягивает бумажку. Я сразу ее узнала. Такие мы выдавали в 41 году за коров и быков. На бумажке красовалась моя подпись и лиловая печать.
- Где, дочка, моя живность? - спрашивает он тихо и пристально смотрит мне в глаза, - ты знаешь что нам тут дали по этим распискам? Места под землянки на окраине! Я уже схоронил жену, а по дороге сюда – мать и внука. Мы тут мрем, как мухи. За что так?
- Он положил эту кровавую бумажку на стол и, не сказав больше ни слова, так же тихо вышел, как вошел. С минуту я сидела окаменевшей и не знала что делать, что предпринять, - закончила мать.
- А за это мог бы и пришибить, - парировал сторож, - он тебя еще днем узнал. Кабы не народ, они бы все померли, помогаем, как можем, все ж люди, хотя и враги, как говорит наш председатель. Господи Боже, праведный – пойди разбери!
Дедушка первый очнулся от услышанного и стал утешать рыдающую мать, доказывая, что не она виновата в случившейся трагедии.
- Таля, успокойся, ты же не виновата, тебя заставили обманывать этих несчастных людей.
- Но ведь папа, я бы могла отказаться, - сквозь слезы бормотала она. Такие беседы всегда заканчивались слезами и испорченным настроением даже у нас с сестренкой. Но вскоре пришлось лить слезы об умершем дедушке, который тихо ушел из жизни в начале 44 года.
Мой коллега по учебному институту, а затем и по НИИ Теодор Вольф много порассказал, каким унижениям они подвергались все послевоенные годы. Их заставляли ходить в комендатуры и каждую неделю отмечаться. В институты разрешили поступать только через пару лет после смерти Сталина. Этот Теодор потом стал кандидатом наук, а несколько таких же немцев представляли в нашем НИИ гордость инженерной мысли. Инженер Литман, например, изобрел доильный аппарат, который полностью имитировал поведение теленка. На этом изобретении только докторских диссертаций защищено аж три, но не Литманом – он уехал в Германию, как и Кнаус, изобретший удивительных свойств каток по обработке почвы. Кто только не примазался к этому изобретению, даже академики, но этот парень по моим сведениям в Германии не потерялся. Хильда Солдатова так наладила наше патентное дело, что институт по числу изобретений долгие годы обгонял всякие столичные НИИ. Чего стоит изобретение Альфреда Ивановича Гиберта - единственного доктора наук из более полутора десятков наших немцев. Почти все они уже живут в Германии. Не обиды их туда погнали, а отсутствие каких-либо перспектив для честных и талантливых в нашей стране, немец ли ты, русский или еврей. И вспоминаю я ту старую историю, приключившуюся с моей мамой, когда сталкиваюсь с представителями этой удивительной нации.
Все лучшие хозяйства на Алтае, которые я хорошо знал, это немецкие, вернее те, где немцы составляли костяк и управляли ими. Многих председателей немцев знал лично и в приватных беседах все хотел у них выяснить – затаил ли народ немецкий с Поволжья обиду на нас за все издевательства и геноцид. Оказалось, что нет. Они четко понимали, как к ним относился народ, но в те времена еще опасались назвать власть преступной, хотя намеки были.
Из уст одного из таких услышал даже однажды, что бериевцы высадили десант на территории Республики в форме вермахта, это и послужило поводом для ее ликвидации. Якобы местный народ спрятал несколько «фашистов» от властей. Я позже не нашел нигде подтверждения такому факту и не могу на него опираться. Что-то очень неясное в памяти осталось и из подслушанной беседы между матерью и ее отцом. Собственно теперь это совершенно не имеет значения. Можно сказать, что по числу и способам провокаций большевиков и их последователей никто в двадцатом веке не переплюнул.
Массовость явления, когда простая крестьянка с кучей своих голодных ребятишек чем-то делилась с опухающими от голода немецкими детьми, этими людьми и их потомками не забудется, я в этом уверен. И хотя запоздало, но все же хочу за свою маму извиниться перед теми, кому она принесла горе, став сама жертвой той преступной машины.
У Государства не хватает ни желания, ни совести покаяться и признать преступление, сотворенное в 1941 году против тех немцев, которые только и знали что трудились на благо этого государства.
Но вот началась перестройка, и побежали немцы в массовом порядке и из Казахстана, и с Алтая, бросая добротные дома, обустроенную уже жизнь. Своими глазами видел целые опустевшие улицы, которые со временем заняли наши соотечественники, превратив все по своему обыкновению – опять в грязь, бескультурье. С нежеланием улучшать что-либо, как будто они все временщики, и вот- вот придет конец света.
Что заставило уже третье поколение немцев не притесняемых, не пораженных в правах, зачастую занимающих руководящие должности, все бросать и ехать не на родину к Волге – туда так и не пустили, мол, места уже все заняты, а на историческую родину? Попытки с обеих сторон задержать поток беженцев провалился. ФРГ пыталось субсидировать строительство отдельных поселков для немцев, Россия отделывалась другими посулами – ничего не помогло. Причина одна – никто не верит той власти, которая, по сути, не поменяла своего поведения.
Может современный немец, выросший в России и не знает всей той жути, которая приключилась с его предками, но он видит поведение власть имущих. Сегодня у них хохлы и белорусы стали врагами, завтра молдаване с грузинами, а на очереди окажутся и последние евреи с немцами. Надо же на кого-то валить – за пятнадцать лет угроблено все: и промышленность и село, и наука, и образование. Только нефть и позволяет корчить красивые рожи на всяких никчемных сборищах. Нет покаяния – нет и веры. Но покаяния теперь мало, и оно уже не убедит людей в искренности. Нужно совсем другое – полная смена курса.
Несколько лет назад разговаривал с бывшим своим соотечественником главным зоотехником Павлодарской области. Теперь он батрачит на молочной ферме под Берлином и ни грамма не сомневается в своей правоте, когда все бросил: квартиру в городе, дачу, машину. Забрал всю семью и уехал, обосновавшись на хуторе. Жена без работы, сам просто рабочий, зато дети уже учат язык и готовятся к поступлению в колледжи.
- Да, тут к нам относятся как ко второму сорту, но только мой труд является мерилом моего благополучия. А там один райком партии чего стоил, что мог с тобой вытворить, если ты стал поперек их часто идиотских решений, - рассказывал этот средних лет мужчина, у которого в казахской земле остались родители и старшие братья, погибшие в войну от голода.
- При каких условиях Вы вернулись бы назад? – спросил я.
- Ни при каких, - не задумываясь ответил он, - у моих детей здесь есть шансы жить в достатке и свободными людьми, все зависит от них самих. В России же все зависит от власти. А Вы знаете наверняка как она действует (тогда правил Горбачев). Жалко мне россиян, особенно русских, правда, треть из вас полное барахло и идиоты – водка тому виной. Народ русский добрый, трудолюбивый и терпеливый. Вам всегда мешала хорошо жить ваша власть, которая и формировалась-то из дерьма, демагогов и проходимцев. Они и революцию сотворили, и гражданскую, и вместе с нашим проходимцем Гитлером отечественную войну. Они уничтожали и вас, и нас. Только в Германии извлекли уроки и теперь вряд ли прохвосты прорвутся во власть, а вы на правах победителей профукали пол века и теперь не знаете, что будет с вами. Царь в России нужен и покаяние!
На этом и закончилась наша беседа. Мне нечем было крыть. Прошло 20 лет с той беседы. Давно нет в живых моей мамы и всех тех, кто был участником описанных событий. Наши немцы обустроились на исторической родине и ездят туристами к нам, посещая погосты, где покоятся их родные. Мы же катимся все дальше от цивилизации. Народ просто вымирает.
Что ждет мою Родину я точно знаю, потому и пытаюсь убедить внуков бежать куда угодно, но не оставаться там, где законы направлены только на одно – обеспечить власть людям по наследству, где попираются все права без зазрения совести, где власть правит открыто криминальными методами.
И на поверку получается, что пятой колонной в России была и остается власть.
Эти строки написаны в память о Республике немцев в Поволжье, в память о безвинно загубленных людях, с покаянием перед теми, кто выжил, их потомками. Извините мою мать, она такая же жертва преступной власти, прожившая всю жизнь в страхе за меня, сына белогвардейца, в страхе за все! Мне вроде бы и не за что извиняться перед немцами, евреями и другими нациями. Когда я руководил тем самым НИИ, ранжировал людей не по нациям, а по трудам и поступкам, но все равно считаю нужным повиниться хотя бы за то, что мог для них сделать больше и в плане быта, и в плане продвижения в науке. Вряд ли эта писанина дойдет до них, но все равно – ИЗВИНИТЕ! Пусть у вас вдали от вашей Родины сложится все хорошо.
Завтра Пасха. Всем нам рано или поздно Бог воздаст по заслугам!
7.03.07г «Переделкино»

https://proza.ru/2020/07/22/564
© Copyright: Виталий Лазовский, 2020
Свидетельство о публикации №220072200564

[Lisannaska]

Чудесный рассказ )