Фаллер Виктор Петрович

[Alex Faller]

Российские немцы

"Мы чье, дурачье?…"
М.Задорнов

Российские немцы! Где ваша страна?
Скажите мне, братья, в чем ваша вина?
Вы вынесли ссылки, позор и ГУЛАГ,
Нигде не свершив непродуманный шаг.
Так что же, скажите, случилось теперь?
Мы тычемся лбами в закрытую дверь.
Хотели республику, "шиш" получив,
Мы рыбку ловили, рукав не смочив.
На блюдце с каемочкой власть не дают.
Не быть нам zusammen, как немцы поют.
И только одни нас решили собрать,
Как тут же другие – вдруг "деру давать".
На "родину предков" метнулся народ,
Но там, liebe Freunde, чужой огород.
Где Гамбург и Дрезден, Берлин и Потсдам.
Мы – немцы в России, а русские – там.
Так где наши предки? Где наши края?
Не раз размышляли вы так же, как я.
А может быть там, где вас знают и ценят,
Где душу и сердце у вас не подменят?
Пусть каждый решает, где предков могилы.
И дай же вам, господи, воли и силы.

• • •

О, русские немцы! Немецкая Русь!
Крепитесь, дерзайте – я вами горжусь!

15 ноября 2002

[Alex Faller]

Виктор Фаллер – штрихи к портрету.
Война все спишет, народ простит, Победа, расставит в нужных местах точки над «и», а мы напишем историю для потомков...

Я, Виктор Петрович Фаллер родился 2 января 1935 года в городе Грозный. Мой отец, Фаллер Петр Иосифович, работал мастером нефтяных разработок в Дагестане, поселок Ачи-Су. Моя мать, Эргардт Мария Андреевна, 1906 года рождения была родом из Фриеденфельда, это район Красный Кут, Саратовской области. Во время голодовки, вся семья пробивалась на Кубань. Все умерли от тифа, кроме Марии, моей матери и ее брата Андрея.
В семье нас было двое – я и сестра Екатерина. Одно из самых ярких впечатлений моего детства, - когда мы с отцом ездили на лошади к нему на работу на нефтяные вышки. Особенно запомнилась величавая природа Кавказа, которая окружала нас по дороге. Мы рассматривали гнезда птиц – это было очень интересно.
До начала репрессий Мы жили в поселке Ачи-Су, мне было тогда 7 лет. 28 августа 1941 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья". Немцы были обвинены в "сокрытии в своих рядах шпионов и диверсантов". Правительство решило переселить всех немцев из Поволжья в Новосибирскую, Омскую области, Алтайский край, Казахстан, Крайний Север и т.д. Затем депортировали немцев и из других областей Европейской России. После указа Сталина к нам пришел человек в военной форме и двое солдат. Ничего не объясняя, нам дали 48 часов на сборы. Отец, услышав о таком приказе, хотел себя убить, но мать кинулась к нему и помешала это сделать. Это очень эмоциональное и грустное впечатление моего детства. Отец не мог понять, за что его и его семью высылают. Он был примерным гражданином, отличным специалистом, был удостоен наград Сталина, и это было для него большим ударом. Нам разрешили взять с собой только то, что можно унести в руках. У нас был поросенок, родители его зарезали и взяли с собой только то, что можно было кушать в дороге, чтобы кормить нас. Сестра Екатерина, ей было тогда тринадцать лет, взяла свою гитару, так она ее и несла все время за спиной. А мне очень хотелось взять игрушечную колясочку, но я не мог ее нести, мне было очень жаль ее оставлять. И неважно было, какими мы были. Молодыми или старыми, худыми или толстыми, с голубыми глазами или черными, талантливыми или глупыми, «настоящими русскими интеллигентами» или не очень. Что уж тут разбираться, если в паспорте черным по белому написано – «немец»! Тут и никаких теорий строить не нужно – в Сибирь, да в лагеря! А нет возможности депортировать, так – к стенке и дело с концом. Война все спишет.
Ехали мы в товарных вагонах через всю Среднюю Азию в Сибирь, затем в Северный Казахстан. Так, мы оказались в Кокчетавской области. Потом на санях нас отправили в село Вороновка, по-казахски Баенбай, в дороге мы были больше месяца. Когда нас привезли в это село, с нами было четыре семьи. Мы жили в клубе в разных углах, в одной комнате. Нас никто не хотел брать в семьи. Через некоторое время нашу семью взял к себе председатель колхоза. Отца забрали в трудовую армию, трудармейцы строили заводы и шахты, работали на лесозаготовках, в рудниках. А нам, с сестрой и матерью, выделили через некоторое время небольшой домик, где мы и жили. Мы все работали в колхозе, независимо от возраста. У отца был порок сердца, и когда он заболел, его отпустили на некоторое время домой. Для нас это были очень трудные дни. Я помню, как мать кормила отца с ложечки, но после его выздоровления, его вновь вернули в колонию. Больше мы его не видели. Это была наша последняя встреча. По разным оценкам, вследствие депортации погибло до трети российских немцев. Когда мать узнала, что отца не стало, она решила перебраться поближе к городу. И мы переехали на железнодорожный разъезд №20.
Когда мне исполнилось 9 лет, я пошел в первый класс. В школе нас было всего четыре ученика. Особенно мне запомнился учитель по литературе – Фомин Александр Федорович. Он был очень хорошим учителем, мне нравилось изучать литературу и язык, жаль, что это был только русский язык. В это время у меня и была первая проба пера. Александр Федорович дал мне задание написать стих в стенгазету про лодыря, который не хотел готовиться к экзаменам.
«Что ты спишь мужичок,
Уж весна на дворе…»
Это были мои первые строчки.

А вот 1950-ый год был самый знаменательный для меня. Меня приняли в комсомол… и поставили на учет в спецкомендатуру, где я должен был каждый месяц, как немец, отмечаться, и при этом нельзя было ходить в город и разговаривать с другими людьми. Окончание войны ненамного облегчило положение немцев. Многие так и были оставлены в трудовой армии. В 1948 г. было объявлено, что выселение немцев осуществлено "навечно", и за самовольный выезд из мест проживания введено уголовное наказание в виде 20 лет каторжных работ. Опасаясь дальнейших преследований, многие немцы меняли фамилии на русские, родители боялись говорить детям, что они немцы. Детей не учили родному языку. Российские немцы начали исчезать как этнографический феномен. А мне очень хотелось сохранить в себе «немецкое» начало.
В 1951-м году я окончил 7 класс и поступил в педагогическое училище. Это было единственное училище, где могли учиться российские немцы. В училище, в отличие от школы, к нам относились с большим уважением, я это сильно почувствовал. В 1955-м году я окончил училище, и, по распределению попал в Кустанайскую область, поселок Мурзакуль. Это были первые годы моей работы. В 1957-м году, я вернулся Кокчетавскую область, в поселке Щебзавод я познакомился со своей будущей женой. Александра попала туда по комсомольской путевке, а жила она в городе Георгиевске, Ставропольского края. Александра была красивая и неприступная, но она мне сразу понравилась. И мне запомнился день Сталинской Конституции 5 декабря 1957 года, когда мы сели в самосвал и поехали в ЗАГС. С тех пор мы так и не расстаемся. « Если чуть я люб тебе, Всего меня оставь себе.»
Много прошло времени, но, вспоминая года своей прожитой жизни. Мне очень хотелось бы вернуть те 57-е, 60-е годы. Это было незабываемое время. Я встречался со многими интересными людьми – Александрой Пахмутовой, Никитой Хрущевым, Ноной Мордюковой, с первыми космонавтами – Титов и Леонов. Я даже попал на съезд комсомола Казахстана. Там я получил свою первую медаль за освоение целины. Мы смогли купить первый телевизор и стиральную машину.
Я доволен своей судьбой и ничего не хотел бы изменить. Жизнь мне многое дала, а я ей много отдал. Мне всё давалось как-то легко, как будто Бог вел меня по жизни. Делом всей своей жизни считаю свою работу и детей, которым я отдал огромную часть своей души.

Так кто же я, российский немец? По крови немец, а в душе я русский.
« Российские немцы! Где ваша страна?
Скажите мне, братья, в чем ваша вина?
Вы вынесли ссылки, позор и ГУЛАГ,
Нигде не свершив непродуманный шаг.
Так, где наши предки? Где наши края?
Не раз размышляли вы так же, как я.
А может быть там, где вас знают и ценят,
Где душу и сердце у вас не подменят?
Пусть каждый решает, где предков могилы.
И дай же вам, Господи, воли и силы. » С любовью, Виктор Фаллер.



Материал собрала и написала Инна Гардер, г. Кисловодск, 2011 год

[Alex Faller]

Мамины рассказы

Мы дети Заволжья, простые.
С села, что зовут Красный Кут.
Где поля и сады золотые,
Где реки спокойно текут.

Там жили достойно веками
И дед, и отец наш, и мать.
Умели своими руками
Пласты целины поднимать.

Молва расползлась по округе,
И в городе знали, и тут,
Что мы – все друзья и подруги,
Так немцы Поволжья живут.

У нас что ни дом, что ни улица –
У всех образцовый двор.
Всяк с детства приучен сутулиться,
И каждый – батрак, но не вор.

Но гром прогремел над Россией,
Большой революции гром.
И белые, красные, синие
Кружили над каждым селом.

И люди озлобились. Дикие
Сбирались в дикую рать.
Шли с топорами и пиками
На броневик нападать.

Прячась в пшенице по пояс,
В один из тревожных дней
С пикой на бронепоезд
Ходил и мой братик Андрей.

И вместо косы над лугом
Гулял лишь хозяин – свинец.
И густо ложились под плугом
И братья, и сын, и отец.

С бедою подкрался и голод
В богатые наши края.
Молодежь потянулась в город.
Побывала в батрачках и я.

Но как бы семья ни старалась,
Нас крепко держала беда.
Со многими уж распрощалась
Немецкая та слобода.

И двинулась, кажется, Волга
В тифу да бедняцкой рвани
Дорогою долгою долгой
К хлебам на далекой Кубани.

Отчаялись люди от горя,
Бросая родной Красный Кут.
Пустели дома и подворья,
Где люди как мухи мрут.

И потянулись упряжки
Вдоль матушки Волги-реки.
Считали холмы и овражки
Живые еще батраки.

Отец наш держался за брата.
А зря, как сказалось потом,
Когда показался Саратов,
За энгельским длинным мостом.

Коней погоняя в горячке,
Отец наш уже был в бреду.
Не очень-то тужатся клячи.
Они лишь едва бредут.

О светлой Кубани те мифы
Манили и мать, и отца.
Но оба свалились в тифе,
И мы ожидали конца.

А дядя наш деспотом был
(Не знать бы об этом юнцам).
Он наших родных схоронил,
С хозяйством расправился сам.

Хочу я забыть поскорее,
Как двое детей с глухомани
Мы все-таки с братом Андреем
Едва добрались до Кубани.

В богатом краю, но чужом,
Здесь нет ничего своего…
Но время летит день за днем.
Мне было пятнадцать всего.

8 декабря 2002