Репрессированные немцы и их судьбы

[Наталия]

Эта тема редактируется админом. Часть сообщений из неё переносится в другие темы, в основном это "Российские немцы в лицах" и "Работы школьников, студентов о российских немцах" (прежнее название темы "Работы школьников, студентов о своих немецких корнях"). Остальное остаётся в этой же теме. Оффтоп и флуд подлежит удалению.

Убедительно прошу всех, кто размещает в этой теме сообщения, не оставлять здесь ссылки на работы школьников, найденные в Интернете, а сразу выставлять их в теме "Работы школьников, студентов о российских немцах", чтобы потом не тратить время на их перенос.

---

Репрессированные немцы и их судьбы (на примере местного материала)

http://memorial.krsk.ru/Work/Konkurs/8/Morozov.htm

Я не случайно нашла и выставила этот материал. Как это важно в наше время формировать активную жизненную позицию у современной молодёжи, приучать их к тому, что не гоже жить иванами, не помнящими родства и незнающими историю своей страны. И ещё, что важно: историю репрессий в бывшем СССР должны знать не только потомки российских немцев, но и остальные национальности, а особенно русские. Это я познала на собственном опыте. когда жила в русско-язычной среде: училась, общалась, дружила, а окружающие понятия не имели, откуда немцы в СССР. Спасибо тем учителям, которые направляют школьников в такой важной для формирования личности работе.

[Р. Ридель]

В своей повести-воспоминании и здесь, в последнем сообщении, я написал, что в Караганде комендатура запрещала нам без специального разрешения выходить за пределы нашего городского района. Это звучит настолько дико, что могло показаться моей выдумкой. Это, конечно, не выдумка, коменданты специально проверяли нас, студентов горного техникума, не ездили ли мы на вещевой рынок в Старый город, который находился в другом городском районе. Но и я задавался потом вопросом - почему эта "дикость" происходила. И относительно недавно я, мне кажется, нашёл этому объяснение.
В постановлении Совнаркома СССР от 8 января 1945 года о введении спецкомендатур было написано (цитирую):
"3. Спецпереселенцы не имеют права без разрешения коменданта спецкомендатуры НКВД отлучаться за пределы расселения, обслуживаемого данной комендатурой."
Вот районная спекомендатура и следила, чтобы мы не "отлучались за пределы расселения, обслуживаемoго данной комендатурой" (т. е. за пределы нашего городского района). И в других городских районах были "свои" спецкомендатуры, на них тоже лежала обязанность следить, чтобы их "подопечные" не отлучались "за пределы расселения".

[Р. Ридель]

Роберт Иванович, большое спасибо за Ваши воспоминания.
Темиртау я считаю своим родным городом, хотя родился в Караганде. Если можно напишите пожалуйста, что Вы помните о городе тех лет, где вас разместили, на каком объекте работали? Что Вы слышали о коренных жителях города выселенных в октябре 1941 в степь? Есть -ли у Вас Фотографии тех лет?

В Темиртау я приехал в 1948 году, поэтому я не мог видеть, что происходило в 1941 году. Знаю только, что раньше это был посёлок Самаркандский, что поднимали его разного рода репрессированные (от раскулаченных и политических ссыльных до спецпереселенцев). Кое-что о Темиртау я написал в своей повести-воспоминании "Ограничения" (см. "Авторские страницы" на нашем с Вами сайте). А в Караганде я прожил 45 лет, с 1951 года.

[Р. Ридель]

Наталия и Walerij! Спасибо вам за добрые слова о моих заметках. У большинства участников этой конференции возраст до 40-60 лет. Им, слава Богу, не пришлось пережить то, что досталось их дедам, их родителям. И мне хотелось бы, чтобы в их памяти остались не только документы об этом, не только пересказы услышанного, но и живые рассказы очевидцев. И ещё - я приводил здесь отрывки из моей повести-воспоминаниие "Ограничения", которая не только помещена на этом сайте, но и опубликована в московском журнале, имеющим хождение по всему миру. И я рад, что о бедах, которые мы тогда пережили, узнают люди разных стран.
Ещё раз спасибо вам.

[Р. Ридель]

Репрессированные немцы и их судьбы (на примере местного материала)

http://memorial.krsk.ru/Work/Konkurs/8/Morozov.htm

И ещё, что важно: историю репрессий в бывшем СССР должны знать не только потомки российских немцев, но и остальные национальности, а особенно русские. Это я познала на собственном опыте. когда жила в русско-язычной среде: училась, общалась, дружила, а окружающие понятия не имели, откуда немцы в СССР.

Да, многие не знали, что с нами тогда происходило. Вот отклик на мою книгу, который пришёл из Новороссийска. Писала русская, много лет работавшая директором большой школы на Сахалине. В 1951 году в Темиртау мы с ней вместе заканчивали десятый класс. Вот её слова: "...Читать закончила на том же эмоциональном подъёме. Большое спасибо. Думала много, часто перечитывала. Очень многого я просто не знала." А ведь мы с ней сидели за соседними партами!
А что касается молодёжи, то я хотел бы процитировать мою старшую внучку, вместе с мужем окончившую университет в Ульме. Прочитав мои воспоминания, она среди прочего мне сказала: " И хорошо, дедушка, что ты не канючишь." И действительно, все эти события я описал не столько для того, чтобы пожаловаться - вот как нам досталось, сколько показать, что именно мы смогли преодолеть и стать достойными людьми, где бы мы не оказались. И это, по моему, молодёжь ценит больше всего.

[Р. Ридель]

В военные и послевоенные годы мне, мальчишке, пришлось пожить в чужих семьях, побывать в детском приёмнике при железнодорожной милиции и годы провести в детских домах. Эти детдома были только что организованы, один (в Сибири) - на базе школы глухонемых, другой (на Урале) - на базе исправительного детского дома. Так что в Сибири мне пришлось видеть, как "руками" разговаривают глухонемые, а свой первый детдомовский год на Урале я провёл среди "криминальных малолеток" (несовершеннолетних преступников).
В уральском детском доме я находился с 1945 по 1948 год. Было всякое, и хорошее, и плохое. Вот один из непростых эпизодов моей тогдашней детдомовской жизни.
" В детском доме были дети разных национальностй - русские, украинцы, татары, башкиры, мордва, удмурты, а из немцев я был один. Но дискриминацию как немец я не чуствовал. Многие просто не знали, что я немец, а которые знали, не принимали в серъёз - я был такой же, как все, а немцами для них были те, которые воевали против нас на фронте. Единственно, что их удивляло - моё имя и фамилия:
- И Роберт, и Ридель, где у тебя имя, где фамилия? Не разберёшь!
Но о моей национальности мне напомнили. Учился я охотно и считался лучшим учеником. За хорошую успеваемость нас иногда награждали ценными подарками (которые чаще всего забирал у нас кладовщик:" На хранение"), один раз нас поощрили поездкой в Свердловск, а после окончания шестого класса меня и дочь завуча школы наградили путёвкой в пионерский лагерь "Артек".
Я уже представлял, как побываю в Крыму, как увижу Чёрное море, о котором я так много читал.
Через неделю меня вызвали в воспитательскую. Там уже находился директор детдома, несколько воспитателей и наша медсестра. Отведя меня в сторону, она предложила мне раздеться до трусов и стала придирчиво меня осматривать. Наконец она нашла у меня несколько ссадин и громко сказала, что с такими ссадинами я не могу ехать в Артек. Все дружно согласились с ней. Такие ссадины можно было найти у любого детдомовца, и я сразу же понял, что это повод отказать мне в поездке в Артек. Ясно понимая разыгранную комедию, мне стало неловко за сидящих передо мной взрослых. Я поспешно оделся и, не глядя на них, вышел из воспитательской.
В пустом коридоре подступила горечь:
- Это всё из-за того, что я немец, просто они не говорят мне в открытую. Выходит я не такой, как все, я хуже всех и это будет всегда!
Мелькнула мысль, которая приходила ко мне не раз - надо сбежать, взять другую фамилию, и никто не узнает, кто я и откуда. Но тогда я не увижу родителей, а о встрече с ними, о жизни в родной семье я мечтал все эти годы...
А с путёвкой в Артек было так - наши простые и честные воспитатели присудили её мне, считая, что я её заслужил, а где-то наверху меня не пропустили как немца."

[Наталия]

Чистилище дядюшки Карла



Родиться в России… Как минимум, это сулит необычайные повороты судьбы. Только почему-то все больше эти повороты ведут на край пропасти… И тем более удивителен человек, с достоинством удержавшийся на многочисленных жизненных обрывах. Каково оно — родиться в России немцем?..
Треть старого дома на улице Коммунистической — последнее пристанище Карла Рудольфовича Сейба. Он купил это жилье в старом доме, построенном еще немцами, для того, чтобы быть свободным.
Как чистокровного немца, его с удовольствием приняла Германия. Дали квартирку в лагере под городом Штукарт, в предгорьях Альп. Прекрасное место, лагерь для репатриантов из России чистый, ухоженный. Пенсию положили приличную — 522 евро. Но “протянул” там дядюшка Карл всего-то 11 месяцев. Тоска одолела. Никто толком ни с кем не общается, ну, разве что старики изредка в картишки перекинуться. Но основное занятие: сидеть у окошка и глядеть на ухоженные газоны. Как обезьяна в клетке… К тому же климат там влажный, дожди зарядят на неделю — и тоска. Другое дело — благотворный степной ветер!..
Ходил в город, а он как вымер. Дома вроде бы обжитые на вид. Однако — пусто… Те старики, кого на улицах встречал, говорили, что все работают, потому днем никого не увидишь. Да и кого видеть-то? В общем плюнул Карл Рудольфович на всю эту благодать и вернулся на Родину. Здесь хоть пенсия 4000 рублей, зато люди открытые. В городе Маркс, основанном два с половиной столетия назад немцами, немцев сейчас раз-два, и обчелся. Здесь грязнее, беднее, социальной поддержки не чувствуешь. Однако, душевно как-то. Те русские старики, которых дядя Карл знает, за него грудью встанут. И в любое время суток примут и выслушают.
А вот жена, Гильда Яковлевна, осталась там, в Германии. Там же две дочери и сын. Сын пробился дальше всех: он квалифицированный сварщик и зарабатывает больше трех тысяч евро в месяц. Большинство-то поволжских немцев там, в Германии бездельничают, на социальные деньги живут. Дядюшке Карлу за них было стыдно, она сам привык все время трудиться. Может и остался бы с женой, но там стариков слишком уж уважают, на работу не берут. Тем более что дядюшка Карл в Сибири потерял в общей сложности шесть пальцев на руках. А руки-то все равно на работу налажены. И еще один момент его в германии коробил. Все что ему предоставили там, в Германии — временная помощь. Квартира — государственная, а земли вообще нет.
А он всю жизнь мечтал о своем доме. В Марксе у него хоть и часть дома, но — своя. И клочок земли есть, тоже свой. На нем дядюшка Карл огород разбил. Изначально дядюшка Карл хотел купить дом в родном селе Георгиевка, во времена его юности оно называлось Клярус. Но там не осталось ничего родного — все перестроили. Да еще и пьяных он там много приметил, известно ведь, что в деревнях, где колхозы развалены, народ опустился. Остановился дядюшка Карл на Марксе: он почти не изменился со времен, когда еще назывался Екатериненштадтом.
Марксовские друзья дядюшку Карла искренне не понимают. Они бы с удовольствием эту вечную русскую необходимость борьбы за свое существование променяли на германскую халяву. Устали они от всех этих монетизаций, ваучеризаций, перестроек и прочих административных восторгов. Хотя в глубине души гордятся, что с таким человеком на короткой ноге. Говорят: “Наш дядя Карл — человечище!”
История жизни Карла Рудольфовича Сейба — наглядное свидетельство трагедии целого народа. Изначально ему повезло: Карл родился в Республике немцев Поволжья, образовании, в котором люди жили лучше, чем в Германии времен Гитлера. Поволжские немцы были зажиточней соседей других национальностей. В 1941-м Карлу Сейбу стукнуло 16. Он уже закончил семь классов и пошел в колхоз — в помощники тракториста. Тут и грянул препоганый указ Сталина о депортации поволжских немцев в Сибирь и Казахстан. Войска НКВД выполнили его в 24 часа: заходили в села, приказывали населению с вещами спускаться к Волге, там грузили в баржи — и на железнодорожную станцию. Дома оставалась голодная скотина, нескошенные хлеба, обезумевшие собаки…
“Теплушками”, через Казахстан их везла на Восток. Часть отправляли в Красноярский край, часть — на Алтай. Охранники не зверствовали, они даже жалели “советских немцев”. Но таков был приказ, а приказы, как известно, не обсуждаются. Да и в алтайской деревне, куда семью Сейб определили на жительство, отнеслись к немцам по-доброму. Карл в колхоз устроился, там с напарницей, молоденькой девчонкой Катей Мосоловой, он работал на тракторе. Но на земле поработать довелось только одну посевную страду. В начале июня 42-го Карла, да и других немецких юношей забрали на “трудфронт”.
Они попали в городок Осинники, и определили их работать на шахте. Жили на окраине города, в бараке, а на работу ходили пешком. Нельзя сказать, что работа была легкая, но ведь они знали, что на фронте тяжелее, а потому, скрепив зубы, грузили да катали вагонетки с углем. Многие, в том числе и Карл, писали в военкомат заявления, с просьбой взять в Красную армию добровольцем. Начальники заявления рвали: приказа из центра призывать этнических немцев не было.

Однажды Карл проспал. Он бежал до шахты что есть силы, но к началу смены опоздал. На двадцать минут. По закону военного времени эти минуты обошлись дорого: Карлу Сейбу за невыход на работу особая “тройка” назначила наказание — шесть лет лагерей. Сидел на зоне в Новокузнецке, там же работал, тоже на шахте. Поскольку трудился Карл отменно, выпустили его досрочно, 12 сентября 45-го.

Карлу повезло. А вот отцу и старшему брату Александру — нет. Они были отправлены на Восток Сибири, на строительство железной дороги. Там они сгинули еще в 42-м, и неизвестно, где их могилы. Хорошо, что на Алтае с матерью оставались младшие: Рихард, Лейо и Эмма. Им, как и Карлу, посчастливилось выжить.

После зоны Карла отправили трудиться на подсобное хозяйство шахты, под Новокузнецк. Там им определили для жительство фанерные домики на пустыре, и даже выдали запас продуктов. Они, молодые ребята, прошедшие ГУЛАГ, изничтожили сухой паек за неделю. Просто-напросто они изголодались настолько, что банка американской тушенки была для них необычайным деликатесом. Уполномоченный из органов им сказал: “Вы, фашисты, этого заслужили. Теперь поголодайте, как наши на передовой…” Сначала питались остатками овощей с огородов, а, когда пришла зима, навалился такой голод, какой даже на зоне был невообразим. Но повезло: в одном из заброшенных сараев их собрат нашел склад картошки. Она уже сгнила, но среди поселенцев был старик, дядюшка Людвиг, который на воле был агрономом. Он не только научил перерабатывать гнилье так, чтобы оно съедобным стало, но и набрал клубни, которые еще можно было прорастить весной. Еще он показал, как перерабатывать семена конопли, которой на пустырях росло вдоволь, и варить из них кашу.

На второй год поселенцы засадили картошкой значительные площади. Едва собрались выкопать урожай и устроить маленький праздник “картофельфест”, их забрали из картонных бараков и перевезли в Горную Шорию; там нужны были рабочие на разрабатываемом руднике. Жили в палатках, в лесу, зато кормили — вдоволь. И дозволили вольности. Там-то Карл и сошелся с такой же как он поселенкой, Эльзой. Очень скоро они расписались, у них родилась дочь и молодой семье выделили половину комнаты в бараке. Принято было давать одну комнату на две семьи. С тех пор жизнь с каждым годом становилась все вольготнее.

В 56-м супругам Сейб даже дали паспорта и разрешили уехать на Алтай, к родным. Оттуда они подались в Казахстан, в Талды-Курганскую область, в откормсовхоз. Прожить там довелось восемнадцать лет (пальцы дядюшка Карл потерял там — несчастный случай), и в Казахстане они подняли пятерых своих детей. После они снова вернулись на Алтай, и там прожили до 89-го года, когда поволжским немцам наконец разрешили вернуться на Родину, в Саратовскую область. Принимала немцев и Германия, однако многих — в особенности стариков — тянуло сюда. Но здесь их встретили митингами и пикетами. Дядюшка Карл на них зла не держит: они же не виноваты, что их, беженцев из разоренных Украины и Беларуси, заселили сюда. За полвека они здесь корни пустили, их дети считают Поволжье своей Родиной.

Первым делом дядюшка Карл посетил родное село Клярус. Насчитал там 46 домов. Года их угоняли в 41м, домов было 442. Нынешние поселенцы Кляруса-Георгиевки рассказали, что, когда их сюда завезли, во дворах ревела голодная скотина, а в некоторых домах они находили трупы стариков. Видно, не все пожелали оставить свой родной край… Домов мало осталось потому что самые плохие строения пошли на дрова.

Дядюшка Карл не считает себя обиженным тогдашней властью. Так сложились обстоятельства: Германия воевала с Россией и “русские” немцы представлялись советской власти врагами. Но ведь, с другой стороны, сколько невиновных русских, украинцев, белорусов, кавказцев Карл встречал в тюрьме и не поселении! Лес рубят — щепки летят…

А справедливость… есть ли она вообще на Божьем свете?

…И кстати две дочери дядюшки Карла живут под Марксом, в одном из “немецких” сел. Там на германские деньги в начале 90-х построен был целый городок для поволжских немцев. Должна была вкладывать деньги и Россия, но наше правительство, следуя репутации, денег не выделила. С работой там плохо. Но факт, что несколько внуков и правнуков дядюшки Карла остались в России. Правда, считают они себя не немцами, а русскими людьми, ведь отцы-то русские…



Геннадий Михеев

[Наталия]

Рассказ о судьбе семьи Шлюндт из с.Бауэр взят с сайта семьи Никулиных
www.nikava.ru

Депортация коснулась и семьи Шлюндт, проживавшей в с. Бауэр Каменского кантона. Главу семьи Филиппа Шлюндта, занимавшего должность председателя сельпо, по обвинению в проведении антисоветской агитации в 1938 г. расстреляли /в 1995 г. реабилитирован прокуратурой Саратовской области/. На руках его жены Евы - Елизаветы Адольфовны осталось 5 детей: Ганна /1926 г. рождения/, Мария /1928 г./, Яков /1930 г./, Амалия /1939 г./ и Эмма /1935 г./.
"Жили мы очень тяжело, вспоминает Ганна Филиповна, частая засуха приводила к голоду. Но несмотря на это все дети учились. В 1941 году я закончила семь классов почти на одни "пятерки".

Нашу семью выслали 15.09.1941 г.. Пришлось оставить все: дом, хозяйство, скот. Никто ничего не объяснял, посадили в грузовые вагоны и повезли. Взяли с собой все необходимое и немного продуктов, которые быстро закончились в дороге. Кушать давали только в больших городах - носили в ведрах суп. Было много больных, кто умирал, кто рождался - все в вагонах. Видимо все семьи были распределены заранее. 11 вагонов отцепили от состава в Казахстане, а мы на восьмые сутки приехали в г. Абакан. С г. Абакана на барже в составе восьми семей нас выгрузили на пристани "Заготзерно" и отправили в деревню Джирим".
По приезду в д. Джирим, продолжает свои воспоминания Ганна Филипповна, на поселили в стайке с другой семьей в 6 человек. В стайке не было ни печи ни двери. Мать сделала из камней печку. Тепла от нее мало было, но обед сварить можно было. На следующий же день, после приезда, нам пришлось идти на работать-молотить, так как шла уборочная пора. Одежды теплой не было, все что мы привезли с собой - меняли на продукты, чтобы хоть как-то прокормиться.

Я с мамой работала в колхозе, за это давали паек. Якову, которому было 11 лет, возил навоз на лошади. А ночью мы всей семьей вязали шали для людей, чтобы за них давали картошку. В деревне была школа, всего четыре класса и одна учительница. Дети немцев сначала совсем не учились, так как надо было работать. Только совсем маленькие как сестра Эмма, которой было 6 лет, смогли впоследствии учиться".
"Прошла зима, летом 1942 года первых переселенцев начали забирать в трудармию, продолжает свое повествование Ганна Филипповна. Мне уже исполнилось 16 лет и выдали паспорт. И вот в октябре 1942 г. пришла повестка мне и матери. Это была целая трагедия. Собрали всех трудоспособных немцев и отправили в с.Курагино. Но из села выехать не могли, так как на реке Туба была шуга, пути не было. Нас отправили по домам. 21 ноября опять забрали. Бедные мои сестры и брат повисли на матери. Ведь она у них одна. Как они будут теперь жить без нее? Мама упала без чувств. Очнувшись уже в санях, она всю дорогу простояла на коленях моля Бога о помощи. В с. Курагино добрые люди помогли ей написать заявление, чтобы ей остаться, так как у нее осталось четверо детей и у нее были больные глаза после перенесенной операции.

Прошение повлияло положительно и мать оставили. Но это скорей всего было исключение, так как всех женщин у которых дети были старше 3-х лет забирали в трудармию, а детей отдавали родственникам либо если их не было - в детский дом".
Имеющиеся архивные документы подтверждают это. Из семьи Бирих /8 чел./, проживающих в с. Грязнуха были взяты в трудармию в 1942 г. - глава семьи, его жена, 2 сына; в 1945 г. - еще один сын. А остались одни трое детей 1930 года рождения, 1936 г. и 1938 г. и т. д.. Примечательно, что в похозяйственных книгах делались отметки о выбытии в РККА.

"В трудармии, продолжает Ганна Филипповна, я работала в г.Ишимбай Башкирской АССР. Там у нас сразу забрали паспорта. Местопроживание определили в недостроенной кузнице, где тоже не было тепла.
Сначала строили завод, копали траншеи. От постоянной грязи, слякоти гнили руки и ноги, образовывались незаживающие язвы, заедали вши, клопы, было очень скудное питание. Затем нас отправили на лесосплав. Там жили на плотах в шалашах. Лес тяжелый, со временем бревна напитались водой и осели, вода захлестывала в шалаши. Потом ослабевших девушек отправляли на более легкую работу: на парники в подсобное хозяйство. Там я проработала до 1947 г."

[Наталия]

Продолжение

В 1949 г. Ганна Филипповна вышла замуж, но фамилию мужа тогда нельзя было брать и жениться тоже запрещали. Разрешили только в 1957г.
В 1956 г. Ганне Филипповне Шлюндт и другим спецпоселенцам отдали паспорта и выдали трудовые книжки, не сообщив при этом, что они освобождены от спецпоселения. Впоследствии , Ганна Филипповна со своим мужем и сыном вернулась в п. Курагино. Ее мама тоже переехала в п. Курагино, так как и другие немцы, ранее проживавшие в с.Бауэр, которые переехали в поселок по причине ликвидации малых деревень Курагинского района.
Сестры Ганны Филипповны живут в Красноярском крае, брат уехал в Германию, как и многие семьи немцев, проживавшие в районе. Ей присвоено звание "Ветеран труда", есть благодарности за работу. Она пользуется льготами для реабилитированных /реабилитирована 11.04.1995 г./, получила компенсацию за изъятое имущество. "Но радости от этого нет, завершает свое повествование она. Сломана моя судьба, как и тысяч других, потеряно здоровье, умер в детском возрасте старший сын. Слишком поздно пришло осознание вины государством за содеянное. И капают слезы на бережно сохраненные свидетельство об окончании неполной средней школы с. Бауэр, географическую карту немецкой республики Поволжья и фотографии со времен службы деда Адольфа Бруха с 1907 года".

[HELENKAbk]

Памятник жертвам депортации в Энгельсе будет! Каким? Решать Вам!

[Р. Ридель]

И в трудармии, и на поселении у репрессированных немцев, конечно, возникали разные сложности. С одной из таких "сложностей" столкнулась моя мама, когда её конвоировали из Улан-Удэ в Караганду. В Улан-Удэ она находилась на поселении после трудармии, и только недавно узнала, что я нахожусь в Караганде, и что я заканчиваю горный техникум. Узнала об этом и местная спецкомендатура, которая сообщила маме, что они затребуют её сына (т. е. меня) в Бурят-Монголию для работы на рудниках. Рудники были очень вредные, и мама правдами и неправдами добилась, чтобы её перевели в Караганду ещё до окончания мной техникума.
Дальше отрывок из моих воспоминаний.
"С какой-то политической целью в 1953 году была устроена массовая амнистия для уголовников. По стране разъехались тысячи воров и убийц, практически безнаказанно грабя и убивая людей. Вот такое это было время, когда мама в сопровождении конвоира села на поезд "Хабаровск-Москва".
Мама знала криминальный мир (в трудармии ей приходилось работать рядом с заключёнными-уголовниками), поэтому она быстро определила, что в поезде едет банда. За долгую дорогу было много краж, пропадали люди. В её вагоне пропал молодой лётчик, а в его лётной форме стал щеголять один из бандитов. Мама это видела и была настороже.
Бандиты приставали к маминому конвоиру, допытывались, не из охранников ли он. Он клялся и божился, что он демобилизованный солдат и что он едет домой (свои погоны он спрятал в сапоги).
Бандиты, судя по всему, были уголовниками высокого класса, потому что, несмортя на всю мамину бдительность, они ночью, перед прибытием в Петропавловск, украли её чемодан, где были все её вещи, все документы и все деньги. Конвоир, кстати казать, всё видел, но от страха молчал.
В Петропавловске она пошла в милицию, рассказала, что в поезде орудует банда, и что банда всё у неё украла. Она описала членов банды, вышла на улицу и присела на скамейку. И тут она увидела мужчину и женщину, которые шли с сумками в рядом расположенную баню. Она их узнала - они были из банды. Мама забежала к дежурному:
- Задержите этих двоих, это бандиты!
В сумке у женщины обнаружили мамины вещи и эту пару арестовали. Начались долгие допросы, в которых маме пришлось тоже участвовать. За неделю переловили всю банду. Но из маминых вещей нашли очень мало - немного белья, часть документов и облигации, которые ничего не стоили. Мама особенно переживала, что пропали костюм и часы, которые она везла мне в подарок (мы ведь не виделись с ней десять лет, с 1943 года).
Допросы длились недели две, часто по ночам, и мама была на пределе своих сил, когда её, опять под конвоем, отправили в Караганду. Через сутки, без вещей и без денег, она, наконец, прибыла в Караганду "на соединение с сыном", как официально писалось."
А я, добавлю, был тогда тоже "бедный студент"...

[RollW]

Хорошая, нужная тема. Спасибо Наталии, что её открыла. Особенно благодарен Роберту Ридель за его воспоминания. Но он пишет о себе, своей семье. Да судьба наших людей неоднозначна.я хочу перейти к " Чистилище дядюшки Карла", под статьёй стоит подпись Геннадия Михеева, привела её Наталия.
Вроде и все понятно, наконец после всех мытарвст дали человеку в Германии и не такую уж малую пенсию, и квартиру и дети вроде " пробились". А вот " загрызла тоска," огорода нет, город пустой, поговорить не с кем( видимо с женой и детьми недостаточно общения), их оставляют и едут назад. ? А не другое ли что во всем этом? Знает ли дядюшка Карл свой родной язык, чтобы общаться, ведь нельзя требовать чтобы жители Германии знали все русский. Я бывал неоднократно в Германии, ходил с друзьми в церковь, по дороге туда общался с местными без проблем. Конечно, к примеру пить на улице с ними около магазина пиво, это не получится, но в остальном нет проблем. просто нужно адекватно себя вести и тогда проблем не будет. И когда иногда возвращение единиц пытаются обьяснить,что в Германии все плохо и все рвутся назад на родину, что они якобы только сейчас это поняли,- это просто чушь!

[Р. Ридель]

Да судьба наших людей неоднозначна.я хочу перейти к " Чистилище дядюшки Карла", под статьёй стоит подпись Геннадия Михеева, привела её Наталия.

Проблема, поднятая в этом рассказе ох как неоднозначна. Прежде всего, я бы обратил внимание на то, что семья Карла искусственно разорвана - две дочери и сын в Германии, две дочери "живут под Марксом" Это ли не трагедия? Здесь, в Германии, я встречал людей, у которых такая же трагедия, многие, у кого есть средства и здоровье, почти ежегодно ездят в Россию, к своим родным. Но на сколько их хватит? С языком у пожилых, конечно, тоже проблемы. Многие из них говорят по немецки, но на диалекте и на бытовом уровне. Многие часто не понимают, что им говорят местные немцы. Как-то встречаю моих соседей, пожилую пару родом из России. "Куда? - спрашиваю. Она отвечает:"Веду его (показывает на мужа) к врачу, он не понимает, что врач говорит, я ему помогаю". Это ещё одна трагедия. У моего соседа она особенно сложная - он и по-русски говорит с очень сильным акцентом, с ошибками, и сегодняшнего немецкого фактически не знает. Ни по-русски, ни по-немецки... А тоска по привычному быту, по привычному климату - тоже есть. Эти же мои соседи, у которых одна из дочерей живёт в Саратовской области, рассказывают, что когда они приезжали к ней в гости, то все их болячки проходили, а когда возвращались в Германию - они снова возникали.

[niko]

У моего соседа она особенно сложная - он и по-русски говорит с очень сильным акцентом, с ошибками, и сегодняшнего немецкого фактически не знает. Не по-русски, не по-немецки...

Даже зная немецкий в совершенстве, нам не о чём с ними говорить, кроме как о погоде,
у нас нет ничего общего, мы совершенно разные, вот в чём трагедия.

[Р. Ридель]

[quote=
Даже зная немецкий в совершенстве, нам не о чём с ними говорить, кроме как о погоде,
у нас нет ничего общего, мы совершенно разные, вот в чём трагедия.

Мы, конечно, очень разные, одно слово "русские немцы", которые никогда не станут такими же, как местные немцы (более двухсот лет врозь что-нибудь да значат). Но многие, в том числе и я, приехали в Германию из-за детей и внуков. Дети мои говорят здесь свободно, но их, конечно, выдаёт акцент. А моих внучек, особенно младшую, уже не отличают от местных, да и интересы их тоже приближаются к интересам местной молодёжи.

[Ohl]

Роберт Иванович, СПАСИБО за Ваши воспоминания !

С какой-то политической целью в 1953 году была устроена массовая амнистия для уголовников. По стране разъехались тысячи воров и убийц, практически безнаказанно грабя и убивая людей.

Об этом есть фильм «Холодное лето 53»
http://www.youtube.com/watch?v=E15MawMWrNQ

[Mina]

Даже зная немецкий в совершенстве, нам не о чём с ними говорить, кроме как о погоде,
у нас нет ничего общего, мы совершенно разные, вот в чём трагедия.

Niko,
ты не прав мы не разные мы просто прожили жизнь с другими людьми.
Наши родители не могут обсудить свое прошлое с кореным населением, но контакты есть и общие интересы тоже.

[Р. Ридель]

[quote="Ohl"]Об этом есть фильм «Холодное лето 53»

Спасибо, я об этом фильме знаю, поэтому главу в моих воспоминаниях, в которой описан этот случай, я специально назвал "Жаркое лето 53-го" ( лето в тот год в Караганде было действительно жарким, в отличие от Колымы).

[niko]

мы просто прожили жизнь с другими людьми[/quote

А что, эта жизнь с другими людьми с самого детства не оказала на нас никакого влияния?
Мы разные и ещё какие разные.

Наши родители не могут обсудить свое прошлое с кореным населением

А вот тут Вы попали в самую точку, я не знаю сколько Вам лет, но я тоже не могу с ними
обсудить моё прошлое.

[Наталия]

Выставила материал о дядюшке Карле исключительно из соображений: сколько людей, столько и судеб.
Отношусь к своей исторической родине очень трепетно и к языку немецкому тоже. Страдаю, что не владела им всю жизнь и сейчас не владею, хотя очень хочется. Но общаться постоянно на нём не с кем. Это, по сути, тоже трагедия, внутренняя, душевная. Вот почему держусь за форум, за сайт, за всё, что связано с прошлым и безвозвратно утеряно.

[niko]

и безвозвратно утеряно

Наталия, Вы выглядите очень молодо, ещё не всё потеряно, учится никогда не поздно.