Спецпоселения Котласского и Великоустюгского районов

Artjom Mayer

Я веду исследования по немцам Котласского и Великоустюгского районов, постепенно буду публиковать в этой теме все материалы, которые у меня на данный момент успели накопиться.

Artjom Mayer

Из общения с бывшими жителями поселка Удима удалось выявить несколько фамилий немецких семей, который там проживали:

Фраинд
Гейер
Эйсфельд
Рейн
Кисельгоф
Майер
Рих
Лийман
Каулитц
Кеер
Бец
Рунге
Пиль
Брессель
Риммер
Штиль

Artjom Mayer

Кусочек воспоминаний Шокиной Т.А. про Красавино

"Как я встречала Новый год в детстве

В детстве я жила в небольшом, но очень живописном, текстильном городке Красавино. Он расположен примерно в 25 километрах от известного ныне всему миру Великого Устюга. Очень хорошо помню первую свою новогоднюю ёлку. Мне было лет пять. Я ходила в детский сад и в новогодний праздник меня нарядили снежинкой. Танцуя вокруг ёлки в своем белоснежном накрахмаленном марлевом костюмчике, я так старалась, что задела ручкой стеклянную игрушку, она упала и разбилась. Прошло почти семьдесят лет, а я до сих пор помню, как все расстроились, и взрослые и дети. Меня, конечно, никто не ругал, но свою вину я запомнила на всю жизнь. Ёлочные игрушки тогда были на «вес золота». Ведь, не прошло еще и пяти лет после войны. Страна возрождалась быстрыми темпами, но было не до ёлочных игрушек.

Когда мне было шесть лет, моя мать устроила новогодний праздник для детей нашего двора. С самой ёлкой проблем не было. Город окружен чудесным хвойным лесом, не ленись, выбирай любую. А наряжали мы её игрушками, сделанными своими руками из бумаги и из той же крашенной в разные цвета накрахмаленной марли. Ёлка удалась. Детвора пела и веселилась. Потом мать напоила нас чаем с пирогами. Среди детей были немецкие дети. В годы войны в наш далекий от центра городок были эвакуированы семьи обрусевших немцев из Поволжья и других мест нашей страны. Как у взрослых, так и у нас, детей, с немцами были прекрасные радушные отношения. Мы всегда вместе дружно играли. Играли даже в войну. В послевоенные годы это была самая распространенная игра среди детей. Но немцы не хотели играть в ней «немцев». Приходилось бросать жребий, кто будет русским, а кто – немцем. Всё по-честному. В 1957- 58 году немцы уехали из нашего города в Казахстан. Им там дали землю. И, как рассказывал мне впоследствии, уже в нынешнем веке, приехавший навестить наш городок, мой друг детства, в Казахстане они прекрасно жили. А после распада СССР всё в очередной раз рухнуло и они перебрались в Германию. Но о годах нашего детства он ностальгирует, вспоминал их с восторгом."

Artjom Mayer

Система спецпоселений Котласского района.

В Котласском районе немцев расселяли в 11 населенных пунктах: Сольвычегодске, Котласе, д. Выставка, спецпоселках Лименда, Кирпичный завод, лесобиржах Хвостик, Головко, Макариха, Болтинка, лесопунктах Согдунский, 21 км - штаб трудармии. Туда направляли немцев из РНП, Днепропетровской, Харьковской, Одесской, Саратовской, Куйбышевской, Житомирской, Запорожской, Херсонской областей, Молдавии.

Помимо вышеперечисленных спецпоселений были еще поселки Березовый, Березовый-1 и Мостозавод.

Artjom Mayer

Андрей Цытнер.

В 1930-м, в порядке раскулачивания прибыл в спецпоселок Ледня 30-летний Андрей Цытнер. Оттуда ему удалось с женой и тремя детьми перебраться в Котлас и устроиться рабочим лесобиржи, что давало возможность заработка. Однако 27 февраля 1938 г. он был арестован. Более года длилось разбирательство, выяснялось, как он посмел самовольничать, и 6 октября 1939 г. он был осужден за побег с места поселения на 3 года лишения свободы.

Artjom Mayer

Екатерина Энклерт

Екатерина Энклерт, 45 лет, из Херсонской области. С 1937 г. она отбывала срок за контрреволюционную деятельность. Десять лет ИТЛ. Арестована в октябре 1941 г. в Котласском пересыльном пункте ГУЛАГа. Расстреляли ее 4 февраля 1942 г. за пораженческие настроения и клевету на советскую армию, НКВД и места лишения свободы.

Artjom Mayer

Семья Крейдер.

Крейдеры - одна из репрессированных семей. До 1930 года они проживали в селе Красный Яр, в Автономной Республике немцев Поволжья. Семья имела большой двухэтажный дом: первый этаж каменный, второй деревянный. Взрослые сыновья Андрей и Федор, имея свои семьи, продолжали жить с родителями. В марте 1930 года у них отобрали все имущество и повезли на станцию в Саратов. Разрешено было взять продуктов на неделю, а для старших, деда и бабки: два тулупа, две подушки, два одеяла. До Котласа ехали семь дней в товарных вагонах, которые не отапливались. Все двенадцать человек прибыли на Макариху, в лагерь для крестьян-спецпереселенцев. Голода и холода не перенёс четырёхмесячный Александр. Младенец был похоронен на Макарихе.

После вскрытия рек семью Крейдеров среди других раскулаченных семей доставили в порт Новая Ветка. Отсюда отправляли в различные места по Вычегде: Сольвычегодск, Литвиново, Айкино, Сыктывкар... Когда паром с раскулаченными остановился у пристани города Сольвычегодска, конвоир скомандовал: «Крейдеры, на выход!» Под присмотром работника НКВД города Сольвычегодска семью Крейдеров проводили на место жительства: ул. Сталина, д. 6. На утро следующего дня определили на работу: в деревне Метлино были установлены трубы, большие сковородки для добычи соли. Соленая вода заливалась на сковороды, испарялась. Женщины сгребали соль, а мужчины возили ее в Котлас на базы. Самая старшая, бабушка, не вынесла работы, простыла и умерла в 1936 году. Средств на жизнь не хватало, пришлось использовать труд детей. Ребятишки ходили по городу, нанимались пилить, колоть, укладывать дрова и прибирать дворы. Заработанные деньги отдавали дедушке Якову Крейдеру

Artjom Mayer

Семья Шефер.

Шеферы жили в Саратовской области, Зельманского кантона, деревня Кукус. Раскулачили их в марте 1930 года. Два дня люди провели на вокзале, затем их поместили в «телячий» вагон. В дороге на Север раскулаченные находились восемь дней. Из еды были только хлеб и вода (перед отъездом им приказали взять еду не более чем на десять дней), этим и питались в эшелоне. Привезли в Лименду (район Котласа), поселили в шалаши, как на Макарихе. Внутри шалаша печки заменялись двумя бочками, расположенными у противоположных стен. На второй день после приезда всех достигших 18 лет отправили в Ленский район, Козьминский сельсовет - строить поселок.

Artjom Mayer

Семьи Ракко, Кайель, Крис. Генрих Бальц.

В 1930 году из села Рейнсфельд Куйбышевской области на Север была отправлена семья Ракко. Шалаши Макарихи в 1930 году стали страшной реальностью также для семей Кайель и Криса из Саратовской области. Из Котласа они попали в глухой лесной поселок Рябово. Добывали «зеленое золото». Жизнь в лесных поселках была очень тяжелой: непосильный физический труд, голод, плохие бытовые условия. Часто случались побеги, но обычно неудачные. За групповой побег раскулаченных из Сольвычегодска в 1930 году приговорен к расстрелу 60-летний Генрих Бальц. Карались не только побеги, но и любое желание получше устроиться, если это было сделано без ведома коменданта. Люди стремились уйти в Котлас. Там можно было без документов оформиться на Лимендскую лесобазу.

Artjom Mayer

Семья Эпп.

Семья Эппов выслана из Саратовской области в Котлас, а затем в Рябово. Отец в 1937 году работал в Харитонове токарем в депо. 6 августа 1937 года он был арестован, осужден «тройкой» по статье 58 на 10 лет и в июле 1942 года умер в Каргопольских лагерях.

Artjom Mayer

Семья Гринвальдт

Эльза Эдуардовна Терра (Гринвальдт) вспоминает, что с Макарихи их семья попала в Рябово. В 1937 году арестовали деда, отца и брата. После войны Эльза искала своего отца. Ей прислали медицинское заключение, что Гринвальдт Эдуард Петрович умер от кровоизлияния в мозг. Позже пришло свидетельство о смерти, отец был расстрелян 16 февраля 1938 года

Artjom Mayer

Немцы-трудармейцы в Котласе.

На основе воспоминаний немцев-трудармейцев, хранящихся в архивах Немецкого центра и Котласского краеведческого музея, мы отметили, что многие из котласских трудармейцев до войны проживали на территории Поволжья, затем были депортированы на Алтай, а уже оттуда призваны в Трудовую армию. Например, Карл Егорович Узингер, Альфонс Иоганович Шельгорн, Генрих Генрихович Киндт. В Котласе и районе они прокладывали железную дорогу, особое значение придавалось строительству железнодо рожного моста через Северную Двину. Нельзя утверждать, что мост строили только депортированные немцы. Мы встречаем воспоминания о том, что на строительство моста были направлены немцы, проживающие в Архангельской области из числа репрессированных еще в 30-е годы. Это были трудоспособные мужчины семьи Крейдеров из Сольвычегодска, Яков Иванович Шефер из Ленского района, Гильдернштерн Герман Альбертович из Котласа, Ракко Пауль Августович из Няндомского района, Эпп Эрнест Иванович из Плесецкого района.

Готлиб Готлибович Вельш из Котласа вспоминает, что осенью 1941 года его отозвали в трудармию из действующей армии.
Свидетель строительства моста Н. Баев вспоминает: «На левом берегу работали заключенные, а на правом - трудармейцы, в основном немцы. Тоже зона была, охрана, с той лишь разницей, что режим был посвободней. С родными переписывались, посылки получали. Но за пределы зоны выйти не могли...». М. Эпельбаум вспоминал, что на вышках в охране трудармейцев стояли женщины с винтовками. Н. Баев вспоминал: «Бедные люди! Работали они в основном вручную - тачкой да лопатой». «Работа шла круглосуточно. Работали по 12 часов. Норму не выполнили - еще погонят», - вспоминал Карл Егорович Узингер. Многие надрывались и умирали. А.А. Крейдер вспоминает, что его дядя и двоюродный брат работали на мосту. Таскали рельсы. Дядя был бригадиром, но не сумел спасти своего сына. Молодой Федор Крейдер надорвался и умер. Случалось, усталые люди обрывались с моста и тонули или разбивались о лед. М. К. Эпельбаум вспоминает эпизод: «Измученные люди шли на работу, а им в след звучал аккордеон, и играл он всегда одну и ту же мелодию «Широка страна моя родная».

Свидетель строительства моста Иван Павлович Ефимовский вспоминал, что мимо их дома рано утром проходили плотные ряды длинных колон заключенных. Назад вечером брела разряженная толпа изможденных людей... Он вспоминает рассказы охраны: умерших, бывало, не только закапывали в яму на берегу, но, случалось, бетонировали в кессоны.
Весной 1942 года разразилась эпидемия дизентерии. «Каждую ночь из зоны вывозили нагруженные горой трупов транспортные сани. О гибели родным не сообщали. Но и в этих условиях мы продолжали работать на победу», - вспоминал Карл Вибе. К. Е. Узингер условия быта трудармейцев описывает так: «Приехали в Котлас 22 января 1942 года в «телячьих» вагонах по 50 человек. Жили в овощехранилищах». М. К. Эпельбаум добавляет: «Спали на матрасе, не было ни подушки, ни простыней. Одеяло было. Кто чем набивал матрас ...».

Голод был постоянным спутником трудармии. К.Е. Узингер вспоминает: «Три раза кормили: баланда из капустного листа, ржаной муки, черпачка растительного масла. Собакам охранники варили кукурузную кашу. Нашу баланду собаки не ели». «В столовой давали пайки. Придешь на нары, две печки на барак, все к печкам стараются. В баланду доливают воды (кипятка) и крошат хлеб. Все кипятится, хлеб разбухает, разваривается, получается клейкая масса. Садятся на нары и долго, около одного часа, едят. Ложки были соскребены до половины. Целой не было ни одной», - вспоминал Эпельбаум. Свидетельница событий Валентина Ан вспоминала: «Когда началось строительство моста, мы с родителями жили в своем доме возле зоны. Трудармейцев всякий раз мимо нас проводили. Я тогда молоденькой была, но хорошо помню, как однажды один немец из строя выбежал - и к нам на крыльцо. Забежал в холодный коридор, схватил с полки кринку с молоком и стал жадно пить. Я поначалу-то испугалась сильно и закричала. Конвоир вбежал, и хотел уж, было его ударить прикладом. Но нам с мамой того человека жалко стало. Еле упросили охранника, чтобы дал ему допить. А когда он его выводить стал, увидели мы, что у немца за пазухой, из-под ватника, дохлая крыса торчит. Задеревенела вся, хвост как вица. «Зачем она тебе?» - спросил конвоир. «Кусать (кушать) буду», - ответил он.

Узингер одежду строителя описывает так: «Выдавали казенную одежду: чуни из автомобильных покрышек, ватные телогрейки перешивали из старья, так что рукава были разного цвета. На голове — шапка ушанка без меха». В отличие от заключенных, немцы-трудармейцы могли получать теплые вещи в посылках из дома. «Но голодные люди чаще всего их обменивали на еду», - вспоминал М.К. Эпельбаум.

Движение по мосту было открыто в рекордно короткие сроки. В августе 1942 года прошли через Северную Двину первые поезда. В 1943 году все деревянные конструкции заменили на металлические. Людей погнали дальше на
Север. Яков Иванович Шефер вспоминал, что его перевели в Ижемское отделение на строительство паровозоремонтного завода. Затем он «строил дома железнодорожникам, строил станции по железным дорогам до Княжпогоста». А Петра Ивановича Этлера отправили в Жешарт на заготовку дров для поездов.

Трудовой мобилизации подвергались мужчины в возрасте от 15 до 55 лет и женщины — немки в возрасте от 16 до 45 лет. После призыва в трудармию мужчин семьи Крейдеров, женщин и детей отправили на лесоповал в деревню Рябово.
Готлиб Готлибович Вельш вспоминал: «Самоотверженно работали трудармейцы. Но каждый из них переживал душевные муки в связи с двойственностью положения российских немцев (общая с врагом национальность), с недоверием, с огульным обвинением». «К нам, немцам, отношение было вся кое, нечего скрывать. Помню в сорок четвертом году заведующая горздрав- отделом Котласа замуж вышла за немца, за нашего, советского, так ее из партии исключили», - вспоминал Альфонс Шельгорн.

В сорок пятом году война закончилась, но еще более трех лет российские немцы оставались мобилизованными в трудовую армию. 26 ноября 1948 года вышел Указ Президиума ВС СССР «О закреплении немцев в местах поселения», которым устанавливался комендантский режим спецпоселений. Лагерный режим заменялся комендантским надзором, при котором нельзя было без особого разрешения сходить даже в соседнее село. Трудармейцы стали спецпоселенцами Котласа и района.

Анастасия Иншина, Ольга Иншина "Формирование немецкой общины города Котласа"

Artjom Mayer

Немцы-репатрианты в Котласе.

3 января 1946 года... В этот холодный январский день, когда, по рассказам очевидцев, был мороз под пятьдесят, в Лименду прибыл эшелон с немцами-репатриантами. Эти 1500 немцев проживали до Великой Отечественной войны на Украине (Житомирская область, Одесская, Николаевская и др.). Оказавшись в оккупации, они насильственно были вывезены немецкими властями на принудительные работы в Германию, Польшу, и другие страны (таких людей называли «перемещенными лицами»).

Некоторые из российских немцев с приближением фронта в 1941 году пытались уйти с Красной Армией. Например, семья Зивертов проживала в Винницкой области. Но далеко уйти не сумели: слишком стремительно наступала немецкая армия. Вернулись домой. С августа 1943 по май 1944 проходила широкомасштабная эвакуация с территории Рейхскомиссариата Украины. Вспоминает Гильда Теодоровна Шильман: «Немецкие власти вывезли нас насильно в Германию. До станции ехали на своих лошадях. Затем посадили в вагон без крыши. Дед не доехал: холодно, астма. Помер в дороге. Бабушка умерла в Германии».4 Семья Зиверт оказалась в Чехии недалеко от Праги.

В той и другой семье не было отцов. Они были репрессированы еще в тридцать седьмом году. Все тяготы легли на плечи женщин. В семье Шильманов на руках матери осталось пятеро детей и больные старики- родители. В семье Зивертов двое совсем маленьких сыновей и пожилая мать. Семьи переселяют из города в город; случались воздушные налеты.
Другие немецкие семьи отступали с обозом, на своих лошадях. Например, Фишер Иосиф Иванович вспоминает: «Из Одесской области всех обозом отправили в сорок третьем году в Польшу, а потом уже в Германию». Морлок Христиан Христианович вспоминает: «Жили в Молдавии, село Нейдер, шесть улиц. Жили в селе одни немцы. Чистота, порядок. Был большой кирпичный дом, подвал, там вино. Две лошади, корова, поросята. В сорок четвертом году стали на лошадях уходить от войны. Сначала в Венгрию, затем в Польшу. Там отца забрали на фронт, а семью увезли в Германию».

Таким образом, к концу войны многие российские немцы оказались в Германии. Как они там жили? Рассказывает Гильда Шильман: «Шлейза - санчасть. Проверяли чистоту. Свое все приказали снять, спалили. А давали еврейское. Евреев раздели, расстреляли. Одежда-то была хорошая, но когда мы все узнали, то на выданные купоны быстрее купили простую одежду. Четверо младших в школу ходили. А старшая сестра Адина работала у бауэров. А немцы нас за немцев не считали. Называли нас «черными немцами» или «грязными русскими». Но не голодали. В Германии мы были одеты по-людски. Мать следила, чтобы ходили чистыми».

В архивной справке, выданной Елене Михайловне Кунц, сказано: «проживала в Германии по декабрь 1945 г., работала у помещика». Из воспоминаний Елены Михайловны: «У хозяев детей не было, и они прямо влюбились в Адика (сына Елены). Он рос смышленым, красивым мальчиком Нам даже предлагали остаться в Германии. Но я хотела вернуться на родину». Родилась Елена Михайловна в 1913 году на Украине, в деревне Гудевичи Одесской области в крестьянской семье. В тридцать седьмом году вышла замуж. А в тридцать восьмом в их дом пришла беда: всех мужчин трудоспособного возраста арестовали, в том числе и мужа Адама. Мужа среди прочих посадили в машину и увезли. Больше их никто и никогда не видел. Елена Михайловна сына в честь отца назвала Адамом (Адик). Во время войны Елену Кунц вместе с маленьким сыном и младшими братьями и сестрами (родители к тому времени умерли) вывезли из страны. Сначала в Польшу, потом в Германию.

Семья Редеров жила в Запорожье. В июне 1941 года на трудовой фронт попали отец и старший брат. Оба они погибнут на тяжелых работах в Пермской области. Когда село захватили немецкие войска, оставались здесь в основном старики, женщины и дети. Завоеватели приказали собраться в считанные часы, запихали в грузовики и повезли на запад. Везли целую неделю. Кормили худо. Смотрели как на пленников. Сначала Польша, затем Германия. Эля Оттовна вспоминает: «Оказались мы в тоннеле, под землей. В огромном зале стоят ванны. Команда: раздеваться! И женщин, и детей - всех в эти ванны. Потом выдали какую-то старую одежду и вывели строиться. А там уже ждут хозяева, у которых предстояло работать». У хозяйки Редеров было несколько ферм под Берлином. На одну из них и привезли семью. На ферме работали и русские, и поляки, и немцы. Споров не было, между собой ладили. Кормили хоть и не сытно, но большого голода не испытывали. Когда война закончилась, хозяйка уговаривала Евгению Редер остаться. Дом ей обещала подарить, за работу платить хорошо, пугала, что не домой, а в Сибирь угонят и саму, и детей ее. Все напрасно, «Дом у нас там остался. Глядишь, и муж вернется, и сыновья - вся семья опять соберется. Поедем».

Возвращение вышло по-настоящему праздничным. Поезд, на котором ехали они, был украшен портретами Сталина и Ленина. Трепетали на ветру алые флаги. В дорогу каждой семье выдали коробки с продуктами, были там и шоколад, и печенье, и мармелад. Так, по-праздничному, доехали до Москвы. А в столице, от шумных вокзалов вдали, под дулами винтовок пересадили всех в другой состав... Везли репатриированных советских граждан-немцев в «телячьих» вагонах на Север в Котлас. «Вагон качало, колеса стучали, а поезд катил без остановки. Я лежал на верхних нарах и просил, чтобы сестра сварила картофельный суп. Так и не дождавшись, засыпал голодным. Наконец, поезд остановился, двери раскрылись, и дохнуло морозом...», - вспоминает Эрвин Фридрихович Гарвард.

О прибытии в Котлас вспоминает Гильда Шильман: «Привезли. Длинный поезд. Как выгрузились, было людей, как муравьев. Подводы подходили, людей развозили: в Лименду, в Сергеево, Антоново, на Вотлажму. А нас на Макарихе оставили». Сабурова в своей статье пишет: «В Котласском районе немцев расселили в одиннадцати населенных пунктах: в Сольвычегодске, Котласе, в деревне Выставка, спецпоселках Лименда, Кирпичный завод, лесобиржах Хвостик, Головка, Макариха, Болтанка, лесопунктах Согдунский, 21 кило метр». На Угольном были бараки рубленные. На Головке (Лименда) спецпоселенцы жили в бараках гостиничного типа. Внутри был длинный коридор, по обеим сторонам двери в комнаты, которые были очень малы. На всех жителей барака был сделан один туалет. Гудаченко Ирма Фридриховна вспоминает, что бараки называли «стеклянными», так как кругом были большие окна.

Но бараков не хватало. Так, семье Шильман пришлось жить сначала в свинарнике. Загоны, предназначенные для свиней, отгораживали досками, оклеивали газетами. В бараках ютились по нескольку семей в одной комнатушке, спали на двухэтажных нарах. Матрацы, которые имел далеко не каждый, наполняли стружкой. Постельное белье отсутствовало. Жилье отапливалось железной печью. Люди становились в очередь, чтобы приготовить еду. Дров на растопку печи не хватало, так как не было денег на них, поэтому ночью, рискуя жизнью, поселенцы разбирали старые заборы. Зимой, затопив печь, люди ложились спать, а утром вода в ведре замерзала, волосы примерзали к подушке.

«Одеться было не во что. Не было сменного белья. Помню, нас, маленьких, мама вымоет и завернет в одеяло голых, затем стирает наше бельишко. На ноги нам сшили бурки - ватные простроченные матерчатые сапожки, которые носили с калошами», - вспоминает Роза Оттовна Стенина (урожденная Кепплин). Эрвин Фридрихович Гарвард вспоминает, что во время приезда 3 января в Лименду у него и его четверых братьев и сестер на ногах были только деревянные башмачки. Гильда Шильман, которой было тогда 15 лет, передает свои впечатления о том, что было ужасно холодно, а одежды, подходящей для нашего севера, у них не было. Валенки и фуфайки они впервые увидели в Котласе, сами были одеты в тонкие ботиночки. Мать спасла детей от холода, закутав всех четверых в перины. Ирма Фридриховна Гудаченко вспоминает: «Ноги обматывали бумагой, а потом тряпками».

Страшный голод. О нем помнят все российские немцы, оказавшиеся в те годы в Котласе. Бетхер Гельмут Адольфович вспоминает: «В сорок седьмом году начался голод. Люди умирали почти каждый день. Выход за пределы поселка был запрещен, но люди все равно уходили и выменивали последние вещи на картофель, брюкву и др. продукты. В сорок седьмом меня и других слабых детей отправили в детдом». Воспоминания Гарварда Эрвина Фридриховича дополняют картину того времени: «На иждивенца выдавалось 150 граммов хлеба и один стакан крупы. Еды не хватало, это толкало людей на поиски чего-либо в силосной яме. Таких наказывали плеткой. Дети искали прошлогоднюю картошку. Они ходили по залитым водой полям с палочками, и, где было фиолетовое пятно, там лежала прошлогодняя картошка. Она была мягкая, просто сожмешь ее в руках - готова лепешка. Такие лепешки клали на печь и выпекали». Роза Кепплин продолжает тему: «Все очень голодали. Картофельные очистки снова чистили и заправляли ими суп. Делали крапивные котлеты, которые жарили на рыбьем жире. Многие травились грибами, потому что не знали, которые съедобные». Ирма Гудаченко вспоминает: «Ели подорожник, братья побирались». Многие немецкие семьи понесли новые потери. В 1947 году от голода умерла мать Христиана Христиановича Морлока. В документе о смерти указано: дистрофия III степени. В семье Гудаченко умерла бабушка. У Адама Евгеньевича Вейгель в сорок седьмом умерли все братья и сестры. Котласские жители в основном с пониманием относились к поселенцам. Но бывали случаи, когда немецким ребятишкам в спину кричали «фашист», «фриц».

А власть? Когда Элю Редер в 1946 году поместили в детский дом, ей едва исполнилось двенадцать лет. Остальным немецким детям в этой группе было еще меньше. Но они находились под пристальным вниманием органов: раз в неделю воспитатель обязана была водить ребятишек в милицию отмечаться. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1946 года говорил, что переселение было проведено навечно. Попытка оставить отведенное место каралась двадцатью годами каторжных работ. Только в 1955 году немцы были сняты с учета спецпоселения и освобождены из-под административного надзора органами МВД.

Анастасия Иншина, Ольга Иншина "Формирование немецкой общины города Котласа"

Natalya Zhigareva

Artjom Mayer, Уважаемый господин Майер!

В Вашем списке военно-обязанных Германских и Австрийских подданных, проживающих в г. Великий Устюг на момент 10 июня 1917 года, я нашла фамилии своего деда, Николая Эрнестовича Клейдера и его брата Георга Эрнестовича Клейдера. Мой дед, Николай Эрнестович Клейдер, отец моей матери Нины Клейдер, родился в Санкт-Петербурге в 1887 году. После начала Первой мировой войны был выслан из Санкт-Петербурга и был в ссылке, в частности, в Великом Устюге. После окончания войны был вынужден уехать из России в Германию, куда перед войной выехали его родители. До 1945 года жил в Дрездене, где попал под бомбардировку союзников и погиб вместе со своей матерью, моей прабабушкой. Много лет я собираю документы, связанные с моим дедом. Среди этих документов есть документы периода его ссылки, в частности, документы из Великого Устюга. Я буду очень благодарна Вам, если у Вас есть документы, из которых взята фамилия моего деда и любые другие документы, его касающиеся.

С уважением. Наталья.

Artjom Mayer

Natalya Zhigareva,

Добрый вечер!

Мне невероятно приятно встретить фамилию из Великого Устюга на этом сайте. Спасибо, что написали. Я отвечу Вам в личных сообщениях и постараюсь переслать то, что смогу найти по своим записям и фотографиям из архива.

Artjom Mayer

Vbsilinsky, добрый вечер!

Нашел упоминание вашего деда в копии списка из Котласского архива на выдачу зарплат работникам Мостозавода 1949 года.

Artjom Mayer

Приказ Котласскому Мостозаводу Северного Управления Жел.Дор.Строительства МВД 1949 г.

В документе перечислены:

1. Баддек Филипп Филиппович
2. Бумгартнер Андрей Иванович
3. Вотт Александр Давидович
4. Ваккер Николай Романович
5. Вагнер Вильгельм Германович
6. Вагнер Отто Германович
7. Вельш Готлиб Готлибович
8. Визе Рейнгардт Эмильевич
9. Вольф Владимир Августович
10. Гаммершмидт Иван Осипович
11. Ган Фридрих Фридрихович
12. Гафнер Евгений Робертович
13. Генец Александр Александрович
14. Гербер Артур Семенович
15. Герман Эдуард Иванович
16. Герр Петр Федорович
17. Гессе Александр Августович
18. Гисс Генрих Леонгардович
19. Грабовский Григорий Матвеевечи
20. Граф Виктор Мартынович
21. Губер Эрнст Иванович
22. Гундлах Эмиль Эмильевич
23. Дамер Давид Егорович
24. Дейнсе Андрей Андреевич
25. Кайдлен Иван Богданович
26. Капп Вольдемар Николаевич
27. Копп Алексей Леонтьевич
28. Лейман Фридрих Адольфович
29. Майер Рейнгольд Александрович
30. Мартенс Василий Васильевич
31. Миллер Александр Генрихович
32. Нерф Александр Михайлович
33. Прост Адольф Адольфович
34. Пфейпер Карл Александрович
35. Рапп Генрих Иванович
36. Рейнбольд Александр Валентинович
37. Рейх Андрей Генрихович
38. Римас Павел Эйхвальдович
39. Ротман Эдуард Иванович
40. Рудт Александр Фридрихович
41. Соммер Петр Андреевич
42. Тиссен Дмитрий Абрамович
43. Узингер Карл Егорович
44. Флаат Андрей Яковлевич
45. Цветцих Август Генрихович
46. Цинглер Петр петрович
47. Шандер Константин Иванович
48. Шельгорн Альфонс Иванович
49. Шефер Иван Петрович
50. Шлегель Карл Андреевич
51. Шмунк Генрих Карлович
52. Шнейдер Виктор Андреевич
53. Шок Павел Иванович
54. Шрейдер Рейнгольд Карлович
55. Шуви Лео Францевич
56. Штерн Александр Федорович
57. Эпп Эрнст Иванович
58. Этлер Петр Иванович
59. Этлер Иван Иванович
60. Янцен Петр Петрович

Natalya Zhigareva

Artjom Mayer, Уважаемый господин Майер! Я могу прислать Вам очень много информации о моём деде! Но извините за вопрос - как писать в личку?

Natalya Zhigareva

Artjom Mayer, И ещё один вопрос - все ли документы ссыльных после Первой мировой войны проиндексированы?

Alexander Ens

Artjom Mayer. Мой отец Энс Генрих Абрамович 1907 г.р. уроженец с.Дмитревка, Запорожской обл. Украины, после двух
лет трудовой армии, осенью 1943 года Соликамским НКВД 2 район, 5 колонна был осужден на 8 лет. Дело Перм
ГАСПИ.Ф.643 2 Оп.1.Д.7108 от 25. 09. 1943. Из Соликамска его направили в Котлас на строительство ж.дороги, где-то
через год их перевели в Воркуту. Есть ли какие-то данные у тебя по нему.

selena · Сообщение **selena** » 14 дек 2023, 15:13

С Котласом связана и история членов моей семьи. Софья Самуиловна и её муж, Вольдемар/Владимир Андреевич Шмидт владевший универсальными магазинами в Балаково, Николаевске и Уральске, с семьёй бежали во время Революции с Волги в Москву, бросив всё. Их сын Евгений был ещё гимназистом младших классов, две дочери были подростками, старшая уже училась на Высших женских курсах. Владимир и Софья привезли в Москву ещё и младших дочерей умершей в 1919г. сестры Владимира, Отилии: Эрну-13 лет и Нину-9 лет. Их сдали в Детский дом, потому что прокормить всех Владимир не мог. В письме друга семьи говорится о чрезвычайно тяжёлой зиме 1918-19г.г. в Москве: холодной и голодной. Семье Шмидт приходилось торговать пирожками с селёдкой, которые пекла Софья Самуиловна (селёдку предварительно долго вымачивали и перекручивали).
С 1921г. по 1924г. в стране проводилась Новая экономическая политика (НЭП) и Владимир Андреевич купил маленькую бакалейную лавку с высоким потолком на Пречистенской улице, где и работал. В 1925 г. Евгений поступил в Ленинградский электротехнический институт (появилась кафедра под названием “Общий курс радиотехники”). В анкете он указал происхождение «из семьи служащего». Но перед защитой диплома, кто-то донёс, что его отец был крупным торговцем и Евгения отчислили. В августе 1929г. их вместе с отцом судили. На момент ареста Евгений работал помощником заведующего радиоиспытательной станции радиомастерских РЛПиТ. Его осудили по 58-й (политической) статье на 5 лет лагерей, половину из которых он отбыл в тюрьме, а затем "по март 1933г. работал заведующим телефонной связью 2-го участка строительства Беломорканала." Уволился по окончании строительства с хорошим отзывом, свидетельствующим о дисциплинированности и знании дела. (Следил за исправностью оборудования рентгеновского кабинета). 14.06.1933г. поступил в Котласский Райотдел Связи, на городскую телефонную станцию и работал до конца срока в 1935г. В справке В. А. Шмидта сказано, что на момент ареста в августе 1929г. он работал техноруком артели «Трудовое возрождение». Умер он, по сообщению его внука, от сыпного тифа зимой 1933-34г, заразившись в поезде, когда ехал навестить сына в Котлас. Сын получил с поезда его тело, и тайком похоронил ночью с кладбищенским сторожем, могила не сохранилась.
Освободившись, Евгений устроился на радиозавод в г. Александров, в 111 км. от Москвы (предписано было жить не ближе 100 км. от столицы, куда ему въезд был запрещён), где успешно работал инженером до 1938г., когда началась кампания по борьбе с вредительством в промышленности, организованная наркомом внутренних дел Н.И. Ежовым ("Большой террор"). Евгений отвечал за акустику, и получил 10 лет по надуманному обвинению в использовании дорогих динамиков в выпускаемых заводом радиоприёмниках.
В тюрьме верховодили уголовники, с которыми осуждённые по политическим статьям содержались вместе. Но в их камере он был единственный со вторым сроком, и «блатные» избрали его старостой. Когда уголовники обнаружили и убили «стукача», Жене пришлось отвечать. Ему удалось убедить начальство в том, что с блатным законом спорить бесполезно.
Из тюрьмы он был отправлен в лагерь, снова в г. Котлас, Архангельской обл., где находился с 07.05.1938г по 15.03.1940г. Там он встретил свою первую жену, Алевтину Шатовскую. Её родителей расстреляли по возвращении из Харбина, со строительства Китайской Железной Дороги, а её выслали, как дочь изменников Родины.
04.02. 1940г. расстрелян Ежов и уже 15.03.1940г. выездная сессия Военного трибунала Московского Военного Округа, в закрытом судебном заседании в г. Александрове вынесла Евгению Шмидту оправдательный приговор.
В 1941 г. началась Великая Отечественная война и, теперь уже как немец, Женя был уже в третий раз отправлен в Котлас, в Трудармию, откуда он смог уехать только в 1947г. Как рассказывал сын его сестры, Женя совсем был уже плох, попал в медсанчасть и врач, пожалев интеллигентного молодого человека, оставил его работать медбратом. Он раздавал порошки, заставлял больных делать гимнастику в барачных проходах, что помогало справиться с цингой, так и выжил. Освободившись, он, вопреки предписанию, заехал сначала в город Александров, чем директор радиозавода был сильно обрадован. Но, позвонив куда-то, беспомощно развёл руками: взять его на работу он не мог. Сестра тайком привела его к себе в квартиру, купила гражданскую одежду вместо лагерной и проводила в Казахстан.
Из разрешённых ему вариантов, он выбрал город Темиртау, где жили его старшая сестра с мужем и бурно развивалась промышленность.
В январе 1948г. он поступил на Казметаллзавод электролаборантом, через 3 месяца переведён на должность инженера, а уже через 3 года исполнял обязанности начальника электроцеха до ухода на пенсию.