" Но в списке французов, жительствующих в Москве в 1777 г., составленном вице-консулом Пьером Мартеном, имеется раздел « Список французов и француженок, которых подговорили ехать в Россию в качестве колонистов Г-да Менье де Прекур и Отерив, как в Париже, так и в Германии ». Из него следует, что не менее 150 французов (из которых 48 мужчин, 37 из них женаты и имеют детей), живущих в Москве в 1777, еще незадолго до того были жителями Саратова и губернии! 150 человек на чуть более чем 650 французов, проживавших к тому времени в Москве — внушительная пропорция: как минимум каждый пятый француз в Москве знал, что такое Поволжье. Поименное сравнение этих списков показывает, что не менее 26 мужчин-колонистов из 58 проживавших в 1769 г. в упомянутой колонии Францозен-Россоши, переселились к 1777 г. вместе со своими семьями в Москву. То есть почти каждый восьмой француз Москвы в это время был выходцем из одной волжской « деревни » и был, конечно, связан со своими « односельчанами » почти десятью годами проживания бок о бок в Поволжье. В Москве же оказались и бывшие вызыватели, по чьей « вине » колонисты оказались в России (которых, вероятно, по уничтожении договоров, предполагавших зависимость от них колонистов, в частности, выплату директорам колоний десятины, ничто более не связывало с Поволжьем): Жан де Боф (de Boff или de Bauve), директор Россоши, знакомый с Москвой с 1765 г., или некий Руа (Roi) (вероятно, известный вызыватель Руа де Флажи — Roi de Flagis), о намерении которого вернуться во Францию пишет в марте 1777 г. вице-консул Пьер Мартен."
http://www.frenchinrussia.narod.ru/Volgarus.htmВ Отделе рукописей Российской национальной библиотеки под шифром автограф 121 №107 хранится документ из Бастильского архива, название которого можно перевести как « Наблюдения о вербовке иностранцев для русских колоний и эмиграции французских семей ». Он не был обделен вниманием историков. Но потому ли, что контекст создания документа так и остался за семью печатями, или из-за характера самого списка, только далекоидущих выводов не было сделано. Что вынуждает меня на свой страх и риск резюмировать содержание этого документа так: 1) вербовка французов для поселения в Поволжье велась в основном за пределами Франции, во французских землячествах таких городов как Гамбург, Франкфурт и так далее; 2) что большинство французских колонистов названы выходцами из Эльзаса и Лотарингии; 3) что среди завербованных французов большинство как будто были горожанами как по месту жительства, так и по своему профессиональному составу, хотя некоторые и названы бывшими виноградарями; 4) кроме того, среди них было немало дезертиров — немаловажная, но до сих пор оставленная без внимания черта —, доля которых велика и среди беженцев из Поволжья в Москву: по данным вице-консула П. Мартена по крайней мере 18 французов из примерно 50 бежавших из Поволжья были дезертирами. Но Бастильский документ почти не содержит имен, поэтому нельзя было быть уверенным, что в нем описаны знакомые нам по именным спискам французские скитальцы, которые попали в Поволжье, а затем перебрались в Москву.
В. С. Ржеуцкий
Российская национальная библиотека. Санкт-Петербург
ФРАНЦУЗЫ НА РУССКИХ ДОРОГАХ:
РОЛЬ ИММИГРАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ РОССИИ 1760-Х ГГ.
В ФОРМИРОВАНИИ ФРАНКОЯЗЫЧНЫХ ЗЕМЛЯЧЕСТВ
САНКТ-ПЕТЕРБУРГА И МОСКВЫ
В статье исследуются две взаимосвязанные темы: роль иммиграционной политики России в начале царствования Екатерины II в формировании франкоязычных землячеств в столицах и маршруты на русской земле приехавших в это время французов.
Распространение меркантилистских воззрений в России в XVIII в. и примеры вербовки людей друг у друга странами Западной Европы породили в елизаветинское царствование несколько проектов организации иммиграции в Россию . Все они, однако, остались под сукном. И только с восшествием на престол Екатерины Великой идея нашла свое воплощение.
Из тех, кто не задержался в Петербурге, многие бежали по дороге в Поволжье . Менье де Прекур (Meunier de Précourt) называет Москву «ville funeste aux colonies» – «город-погибель для колоний»: колонисты часто предпочитают столичную жизнь испытаниям в колониях, Москва же, располагаясь на полпути из Петербурга в Поволжье, представляет для колонистов удобную возможность не искушать далее судьбу .
Следующую группу составляют те французские колонисты, которые увидели Поволжье, но решили вскоре либо «самовольно отлучиться» из колоний, либо добиваться разрешения ехать обратно в столицы. Гаспар Бонавантюр Лакост (La Coste), прибывший также в группе Дельсаля (в 1765 г.) уже в 1766 г. просит Канцелярию опекунства иностранных позволить ему быть шляпником в Москве или Петербурге. Конечно, он согласен заплатить все, что должен. А должен он был, как и другие французские колонисты: 40 руб. 39 коп. за провоз до Гамбурга и Любека, 4 руб. 90 коп. в Любеке за постой, 7 руб. 8 коп. за провиант, на путешествие в Россию 9 руб. 16 коп. и за провоз в Россию 3 руб. 50 коп., в Ораниенбауме 5 руб. 80 коп., за дрова и солому 50 коп. и вызывателю его за вызов 5 руб.; итого 84 руб. 41 коп. За него временно согласен был уплатить один из вызывателей – д’Отерив. Деньги же с самого Лакоста получали до 1770 г. В 1770 г. деньги за него заплатил французский купец Гаден, вероятно основатель Английского клуба в Москве. Неуловимый Лакост превратился в Москве из шляпника в учителя .
http://annuaire-fr.narod.ru/bibliotheque/Rzheuckij.doc
